Черный вторник
260 subscribers
127 photos
26 links
Рассказываю классные истории. Связаться со мной: @alinakole
Download Telegram
Еду на велосипеде по окольным улицам. Поравнялась с мальчиком - он на трёхколесном, в кепке, в сопровождении неопределенной женщины. И как заорет радостно:
- Это Маргарита!
- Нет, это не Маргарита, - говорит женщина.
- Это наша Маргарита! - машет и вопит в мою сторону мальчик.
- Это не Маргарита, а чужая девочка. Просто очень на неё похожа, - с нажимом объясняет женщина.
И вот они, вдвоём, остались позади. А я осталась наедине с тревожным переживанием: кто эта Маргарита? Красивая ли она? Счастливая ли она?  Семнадцать ей или сорок восемь? Возможно, именно в этот момент кто-то ошибочно ликует и кричит моё имя, наблюдая её - какую? Или не кричит, а отворачивается украдкой, делает вид, что не узнал, не вспомнил, не заметил. Или мы обе запутались в этом хаосе вселенной, где раз за разом для каждого мы - чужие девочки, а не те, кого ждалось и хотелось. Или это только со мной такая херня, Маргарита?
Цветущие сады, деревянные избы, машинка, красненькая. Клинцовские улицы - главный источник моего вдохновения. За каждым забором, в каждом окне, в каждой пустой бутылке из-под портвейна я вижу целую историю, которую хочется дораскопать, дописать, дофантазировать. Позабавляться. Поменять местами главного и второстепенного героя. Самой залезть в кадр. За эти грехи вселенная не устает посылать мне роли, которые раз за разом вырезают из титров при монтаже.
Нашла фотку из лагеря, и вспомнилось мне, как недавно в Клинцовском ресторане я встретила мальчика, с которым лет 10 назад мы были в одном отряде. Ну, точнее, это тогда он был мальчиком, а сейчас уже вполне себе основательный дядя. Забавное свойство памяти - когда встречаешь людей из давнего прошлого, ожидаешь увидеть их лица такими, какими они были тогда, много лет назад, и всегда удивляешься неизбежным переменам. Так вот. С этим мальчиком мы были не просто в одном отряде, а ещё и сидели за одним столиком в столовой. Ну и ещё с какими-то двумя мелкими перцами. По выходным нам, детям Чернобыля, на завтрак в лагере давали щепотку красной икры, настоящей. Так вот и он, и два других соседа по столику, не знали, что такое красная икра. А я знала, что это очень вкусно. Поэтому все четыре горстки доставались мне - получалось аж два бутерброда! Жевала их за чаем и посмеивалась над несмышлеными мальчиками. А теперь сижу в ресторане и наблюдаю, как мой бывший сосед по столику закусывает водочку - чем бы вы думали? Бутербродом с икрой. Кивнули друг другу. Нет, дальше никакого развития сюжета. Мне ни за что не хотелось портить эту бесподобную логическую завершенность пересечения наших судеб.
В супермаркете "Порядок" (товары для дома и дачи) кассирши сидят в пилотках со звездочками. Думаю, в таких головных уборах сегодня и завтра будут сидеть не только там.  Их продают на кассах в Магните, рядом с прзервативами, твиксами и уцененными макаронами. В 2020 образ участника ВОВ, того самого, чьи портреты призывают с гордостью пронести в диджитальном бессмертном полке, превратился в маскарадный костюм,  в персонажа вроде Деда Мороза, Бэтмена или Харли Квинн, которым наряжаются на детские утренники и секс-вечеринки. Я не понимаю, как, проходя по центральным улицам города, заполненными мемориальными досками с портретами ребят, погибших в бессмысленных войнах, можно наряжать детей в военную форму или наряжаться в неё самим. Вы действительно хотите, чтобы ее примерил ваш сын? Вы действительно хотите примерить ее сами? Не в качестве веселого праздничного наряда или парадно-выходного костюма. Миллионы жизней не прожиты - для того,  чтобы вам не пришлось носить солдатские пилотки. Миллионы жизней тех, чьи образы превратили в карнавальные маски для скрепнорежимного патриотического шоу.
Сегодня возле меня торжествено и со скрипом притормозил любитель клинцовского "автозвука" - того самого, от которого трескаются пломбы в зубах и рушатся мосты. Из салона долбил рэп со строчками "чувствуй мои деньги". Но я почувствовала лишь красноречивый диссонанс между амбиозной лирикой и потрепанной прозой. Будь я высокомерной сучкой, я бы сказала ему: если нет возможности подобрать тачку под треки, то хотя бы подбери трек под тачку. Но я, конечно, же не такая, и подыграла ему, что чувствую его деньги. Вот такая хорошая и добрая история!
​​Послушала Жукова, симпатичного парня, о цифровом тоталитаризме. О том, как всю накопленную за карантин и не только бигдату будут пользовать против нас. Всё по делу, но в конце -  поперхнулась. Паренёк говорит:  "представьте, что камеры зафиксируют вашу поездку к любовнице, история кредитки сохранит покупку секс-игрушек, а история браузера....даже не буду продолжать! Вас будут шантажировать до конца ваших дней!" Егор, ты реально считаешь, что менять партнеров, покупать пластмассовый член и гуглить слово фистинг - это что-то стыдное? То, чем потенциально можно шантажировать? Интересно узнать мнение Навального на этот счёт - как там, в прекрасной России будущего, найдется место кунилингусу? Я же мечтаю жить в обществе, где людям плевать, что я засовываю себе в жопу в свободное от общественно-полезной деятельности время. Уж это ли не либертарианство, Егор?  В описанных тобой обстоятельнствах бояться надо не бигдаты, а ограниченности мировосприятия и тупых стереотипов, которые никак не дают нам выбраться из болота слатшейминга и гомофобии.

Listen to this one then, you open a company called the Arse Tickler's Faggot Fan Club....
Многие удивлялись, как обворожительно талантливая, любимая всем миром джазовая певица Эми Уайнхауз могла боготворить своего мужа - неудачника, дебошира и героинового наркомана,   тянущего из нее деньги. Ему посвящены её лучшие композиции. Для него написаны и спеты её, неземной красоты, голосом самые пронзительные строчки, поставившие эту совсем юную девушку в один ряд с признанными иконами джаза. Каждое выступление на сцене она посвящала ему, закалывая волосы булавкой с его именем. Но, по законам жанра, он этого не ценил. В попытках достучаться до объекта своего вдохновения, который то сидел в тюрьме, то изменял ей, то устраивал наркопритон в её лондонском доме, Эми потеряла молодость, здоровье, красоту и, да, свой чертовский талант, который сводил с ума самых искушенных ценителей джазовой музыки. И когда он окончательно ушел к другой, она больше не смогла написать ни строчки. Не смогла петь, не смогла выходить на сцену. В итоге Эми умерла в 27, суициднувшись водкой в одиночестве в своей спальне, нечаянно или намеренно - об этом спорят до сих пор. А ее бывший муж по-прежнему живет каждый день как последний, трезвяя лишь для того, чтобы рассказать о талантливой покойной жене на очередном телешоу.

К чему я это всё: мы, женщины, можем извести себя в ноль, посвящая мужчинам стихи и симфонии, в надежде, что они прочтут и услышат, задумаются, проникнутся и поймут. Но кто станет слушать твою симфонию, когда на ютубе уже вышел новый выпуск шоу "Что было дальше?" Бедная Эми, бедные женщины. Творчество - это не что иное, как ковыряние кочергой в душевных дырах. Лучше заливать бетон, управлять риском ликвидности и оцифровывать видеокассеты - короче, делать все то, что и делают мужчины, пока мы думаем, что они думают о нас.
Никто не умеет разрушать магию момента так, как это делают работники магазина Красное энд Белое. Сейчас объясню. Заходишь туда вечером, мимоходом или целенаправленно, и останавливаешься возле полок. Бутылки: такие разные, и каждая - очаровательна по-своему. Зрелая испанка, претенциозная итальянка или дружелюбно доступная соотечественница - кто из них составит тебе компанию сегодня вечером? Чьи изгибы нежно лягут в руку по пути домой? Какой поцелуй - терпкий или сладкий, отдающий ли тосканским солнцем или спиртосодержащим сырьем, возвысит тебя до сияния звезд прямо за кухонным столом? И вот, эти мечты, эти грёзы, эта музыка небесных сфер вдруг прерывается вопросом: "Вам что-нибудь подсказать?" Рядом с рядами невинных, не опороченных ничьими объятиями винных бутылок вдруг появляется посажёный бутылочный сутенер, который без всякой прелюдии вдруг начинает нахваливать мне ту, или иную. О, Боги! Я, позвольте вам сказать, любуюсь ими, как седовласый профессор любуются новенькими первокурсницами сентябрьским утром. Я смотрю на них так, как девяностолетний Джеймс Говард Маршалл смотрел на Анну Николь Смит. Да, я знаю, что их мимолетную, одурманивающую близость я покупаю лишь на один вечер, а с утра я снова проснусь одна. Но оставьте мне эту магию, эту иллюзию выбора, этот соблазн спонтанности. Дайте мне влюбиться с первого взгляда - фальшиво, наивно, безнадежно - но дайте! Не плюйте в мою последнюю отдушину своими ки-пи-айями, своими таргетами по объемам продаж, своим категорийным маркетингом. Но что же, друзья, сей факт очевиден: человеку чувствующему, томимому духовною жаждою и порывом дерзания, в этом мрачном, жестоком, капиталистическом мире нет места даже у последней, оставшейся у него юдоли- стеллажа с бутылками.
Когда кажется, что все музы уснули, а мысль ни за что не хочет тянуться к перу, в Красном и Белом заблудшего автора ждет внебрачная дочь ханаанского бальзама и слезы комсомолки (цвет, название, год рождения - ну как иначе?) Распивать строго между Электроуглями и 43-м километром.
Бывает так, что уж там, довольно часто бывает, на полутемной клинцовской улице притормозит возле меня автомобиль, плохой или хороший, с хромой инициативой разговора.
Девушка, вас подвезти?
Девушка, вы замужем?
Девушка, а вам не страшно так поздно одной?
Глядя на мужское лицо в окошке, мне непременно хочется продолжить этот диалог. Ну, допустим. Допустим, я не замужем. Вообще или с этой секунды. И мне страшно одной, а в этот вечер - страшно и тоскливо, до одури. И да, меня надо подвезти - не по конкретному адресу, а куда-нибудь, в звездное пространство летней ночи, пахнущее жасмином и липовыми сережками, которые добавляют в чай, которое спустя полчаса схлопнется до размеров комнаты с развешенными на сушилке носками. Давай, я сяду к тебе в тачку, умышленно неловко задрав платье чуть выше коленок, попрошу сигарету и буду смеяться твоим шуткам и скучным рассказам, которые я уже слышала десятки раз от разных. Давай, я сделаю вид, что ты очарователен, силен, брутален, что я стесняюсь и дрожу, волнуясь и краснея о том, что же будет дальше. Давай, я дам тебе почувствовать, будто всё это - для тебя, и за это бельё, духи и туфли, которые ты попросишь меня не снимать, не заплачено кем-то другим. Давай, я притворюсь, что мне нравится. Буду шептать пошлейшие фразы, заставляя тебя поверить в собственную исключительность. Давай, в этот вечер я отыграю для тебя этот плоский спекталь из-за любви к искусству. А потом приду домой, смою тушь с ресниц вместе с твоим именем и другими координатами. И ничего больше. Совсем ничего. И в следующий раз, случайно встретив друг друга на улице, мы друг другу приторно улыбнемся. Если, конечно, не подавимся от отвращения друг к другу.

Нет, спасибо. Пешком дойду.
​​Маки. Цветы с характером. Этот великолепный красный - не какой-то стыдливо нежный, томный или бесстыдный, как иной раз бывает у роз, самых пошлых цветов на свете. Цвет мака - гордый, чистый, напористый, страстный, но без вульгарности, своим порывом, как дух борьбы, как сила сопротивления, как ситец на красных платках делегаток. Будто порванные на лоскуты знамена разлетелись по пышной зелени и алеют неровными пятнами. Кто выдумал для маков эти фальшивые сравнения с губами, щеками и другим, всем, что может краснеть по определнному поводу? Кто посмел засунуть статные, самодостаточные маки, в строчки из ресторанных песен? Маки ассоциируются с римскими холмами и железнодорожными насыпями, с греческими обочинами, с конфетами в красной обёртке - вкусные, кстати, были. Их не дарят в букетах - маки не станут потакать чужим желаниям, склоняя свои головы перед очередной какой-то, на миг приласканной, как это делают ромашки или тюльпаны, становясь орудием грошовой романтики. Они, скорее, разбегутся по ветру красными брызгами лепестков, прочь от всяких фривольностей, загорятся багряными вспышками, предупреждающими сигналами, копя в себе черные слезы, из которых потом, выпотрошенных, испекут черствый, невкусный рулет для нелюбимого мужа.
Пока мы привыкаем к новой, так сказать, нормальности, а перспективы гражданского будущего туманны, предлагаю разобраться с проблемой простой и весьма насущной: с людьми, которые удаляют свои собственные сообщения. Вот, бывает, высвечивается тебе на экране: "Привет, как дела?", а ты решаешь отложить радость диалога на непродолжительное время - ну, сосики там доварить, например, или письмо рабочее отправить. Заходишь ответить на сообщение - а его уже нет. И ты, как дурак, пялишься в экран - не почудилось ли? Почему человек передумал приветствовать? Почему угас порыв интереса к моим делам? И не просто угас, а угас настолько, что человек устыдился, и решил изничтожить на корню слабые ростки нашей эмоциональной связи? Почему за эти несколько минут существования сообщения в сознании его автора произошла девальвация моей личности? Ответь я минутой раньше - как бы по иному сложилась наша беседа, наша дружба, совместная счастливая жизнь? Следует мне жалеть о том, что момент бездарно про(пущен)? Или бесцеремонно бросить реплику в лицо собеседнику? Назвался груздем, полезай в кузов, алё, уважаемый, дела мои отлично, чего испугался?

Похоже, любители сдать назад не в курсе, что все их фантомные попытки диалога вполне явно высвечиваются на пуш-уведомлениях на экране блокировки, фиксируя их малодушие.

Мотивация к зачистке собственных приветствий является для меня одной из неразрешимых загадок человечества. Если вы так делаете - расскажите мне, почему, умоляю!

Ну и важнейший опрос: удаляете или нет?

🌚 - Да, я удаляю свои сообщения в чужих диалогах
🌝 - Нет, я так не делаю
🔥 - Удаляю только криминальные зашквары, написанные в 4 утра после пяти коктейлей

В следующий раз поговорим о людях, записывающие 10 голосовых по 3 секунды))
Недавно, в июньских сумерках, один молодой человек мне шепчет :

- Я могу четыре раза подряд, и даже больше. Главное, чтобы ты уже после второго не умерла.

Но я ему, конечно же, не поверила, потому что в России только один мужчина может четыре раза подряд, а с 1 июля - даже больше. И после второго он, обычно, дает передышку.
Иду по улице от метро к дому, уставшая, и навстречу мне маленький мальчик как завопит: "Мама, смотри, какая красивая тётя!" Как же приятно, скажу я вам, очаровать мужчину, который моложе тебя на 20 лет. Но чаще в случайной ситуации "я-маленький мальчик-его мама", последняя сыпет угрозами: "Будешь плохо себя вести, тётя возьмет тебя и заберёт". В такие моменты мне хочется повернуться к маме, и сказать, что, во-первых, тёте хватает, а мальчику - что если он будет плохо себя вести, то тётя его не заберет от мамы ни в 18, ни в 40.
Сегодня я сидела на пляже, никого не трогала, пила свой невкусный чай из пакетика, а рядом из кафе доносилась музыка. Примерно на 12-й минуте прослушивания музыкальных композиций во мне окреп вывод в некоторой несправедливости сложившихся реалий. Судите сами: в России есть уголовная статья за изнасилование в жопу, и оскорбление чувств верующих, но насиловать гражданина в уши и оскорблять всё прекрасное, что еще не истлело в его душе при ежедневном соприкосновении с российской действительностью, можно абсолютно безнаказанно. И вот я, человек, еще ни к чему не приговоренный, не по решению суда, районного или божьего, а просто так, просто потому, что мне выпал жребий ходить по российской земле, прослушала следующие строки:

Хлопай, хлопай, хлопай, опа, опа, опа, опа!
В жизни иногда всё, как у Ким - решает попа! (Попа как у Ким)
Попу, как у Ким! Попу, как у Ким! (Попу, как у...)
Попу, как у Ким! Попу, как у Ким (Попу, как у...)
Попу, как у Ким! Попу, как у Ким (Попу, как у...)
Мужа можно белого, а попу, как у Ким.

И я пошла дальше жить с этим, и вы теперь живите.
(18+) Россию губит тупость.Когда-нибудь, сдаётся мне, я паду на фронтах борьбы с ней, но пока получаю лишь осколочные ранения, которые заглаживаются моим комичным видением реальности и парой добрых коктейлей. Вот, как сегодня, например. Реставрируем мы дом, тут приезжают класть возле него асфальт. И бригадир мне говорит:
- Мы тут асфальт положим выше двери, она у вас открываться не будет, ничего страшного?
- В смысле - открываться не будет? А как люди завтра сюда попадут на работу?
- Ну, ВЫ САНТИМЕТРОВ ДЕСЯТЬ ЦИРКУЛЯРКОЙ ВЫПИЛИТЕ И ВСЁ.
- Вы в своем уме? - говорю я. - Это исторический элемент здания, мы ее реставрируем, мы не можем пилить её циркуляркой.
А сама думаю: "Что за пиздец, товарищи?"
Совершенно случайно я была в курсе, что тендер на данный ремонт выиграл некий Размик Мукучян. И вот, его бравая команда, с трудом говорящая на русском, вступила со мной в словесную битву, транслируя мне постулат о том, что хуй они клали на всякое историческое наследие вместе со своим асфальтом. В общем, пятеро крепких мужиков под сорок решили прессануть меня своей молодецкой удалью. Любопытно, как бы они отреагировали, если бы кто-нибудь решил так изъясниться с их дочерью или женой. Но, я, конечно же, умею дискутировать на разных уровнях риторики. И мне пришлось кратко и ёмко донести им мысль о том, что они охуели в край, а дверь, все-таки, должна открываться. Бедная Россиюшка, бедная моя Родина, где каждый сантиметр, каждый клочок, каждый завиток на наличнике нужно отвоёвывать у варваров, тупых и недалеких, у жадных невежд, дорвавшихся до кормушки, которые своими руками умеют только разрушать, ломать и считать деньги. Всё, что было создано с любовью и с чувством прекрасного руками наших предков превращается в прах и мусор из-за нашествия озверелой саранчи, которой даруется законное право уничтожать и насиловать нашу историческую память и культурное наследие. Как выживать в этом сволочизме? Как остановить это хищническое растерзание любимой родины? Или, не предавая своих идеалов, можно только погибнуть вместе с ней? Ведь равнодушно мириться с этим лютым пиздецом - это нижайшая душевная подлость. Но ничего. Ведь на каждые руины, на каждое погибающее историческое здание или забор из профлиста у нас найдется по баннеру про воеваших дедов и уважение памяти предков, искупающему грех за то, что мы все проебали и продали.
Прослушав тонны русского рэпа на клинцовских улицах, пришла к выводу, что единственное, что волнует замечательного и успешного во всех отношениях современного мужчину - это то, что его женщина теперь не с ним, а с кем-то другим, (очень сильно проигрывающим по моральным качествам автору текста), и теперь она целует чужие губы, а он вынужден на это смотреть, и терпеть боль, и он расстраивается, напивается, курит, и думать ни о чем не может, и сплошная черная пелена застилает всё его существование оттого, что она, сука, не оценила, не проняло её, оттого что повелась она на чужие жемчуга и обои с шелкографией, хотя романтик и бессеребренник, и просто парень ровный, бросал к ее ногам звездное небо, летние ночи и самые изысканные метафоры - не потому, что для этих жестов не требуются наличные, а потому, что душа у него широкая.

Видимо, поэтому в Клинцах я не могу добиться, чтобы что-то было сделано вовремя и без косяков. Какая, нахрен, работа, в жопу все договорённости - у пацана сердце плачет, и он спешит оповестить об этом всех прохожих шумовой волной из окон тачки.

Мужчины, вы это серьезно?