Господи боже. Васякину наградили "Большой книгой", героического инвалида прокатили по всем статьям и ещё вы спрашиваете "ноет ли Захар Прилепин". Да тут любой Захар заноет

3 место — Алексей Сальников "Оккульттрегер"🏆

2 место — Юрий Буйда «Дар речи» 🏆

1 место — Евгений Водолазкин «Чагин» ⚡️🏆

Какие же прекрасные в России новости. Путин отправил Императора Александра III под воду, немцы недовольны Шольцем, нобелевский лауреат даже слово "литература" написать не может.
И яйца. С яйцами что-то не то.

Нобелевский лауреат по литературе неправильно написал слово "литература"

Лауреат Нобелевской премии по литературе этого года норвежский писатель Юн Фоссе сделал описку в слове "литература", написав в нем простое "т" вместо удвоенного, как требует норвежское написание (litteratur). Об этом сообщает газета Verdens gang. Курьез случился, когда Фоссе подписывал стул в ресторане Нобелевского музея, что является одной из традиций вокруг нобелевских торжеств в Стокгольме.

Про классные подарки. Всем, кто живет в Португалии, очень актуален календарь на 2024 от OnlyFans. Там на каждом месяце — секси-вентилятор. Ведь fans — и они тоже. Я уже мокрый, короче.

Вчера в своём доме в деревне Фонтене-о-Роз под Парижем, не дожив недели до 94-летия, скончалась Марья Васильевна Розанова, издатель журнала "Синтаксис", диссидент, жена и соратник Андрей Синявского, незабываемый человек. Дмитрий Львович Быков в кратком некрологе написал "мой идеал человека".
Я впервые увидел Марью Васильевну в Москве году, кажется, в 1996 году. Тогда "Независимая газета", в которой я служил по литературной части, затеяла бороться с доминирующим положением премии "Русский Букер", вручавшей лучшему роману года немыслимые 12 тысяч долларов, при помощи своей собственной литпремии "Антибукер". МВ была звана в жюри. Быстрой, но будто танцующей походкой она выскользнула к месту речей, цепко сжала микрофон и произнесла ярким голосом трибуна: "Не надо этого противостояния. Обе премии надо совместить. Пусть будет один ЗАЕБУКЕР!" (и как в воду глядела).
Я написал "в своём доме под Парижем" и понял, что невыносимо хочется написать "в своей усадьбе". Технически это неправда, домик был не слишком велик, но риторически — да. Фонтене-о-Роз звала Розановкой и так объясняла адрес: поезжайте на электричке, сперва Malakoff, а там уж за Малаховкой и мы. Сам дом именовался "Голос из хора": на французские гонорары от этой книги Синявского его и купили. В подвале домика стояла компактная машина, на которой печатался журнал "Синтаксис", которому Марья Васильевна была и редактором, и корректором, и издателем, и печатником. Как вы начали журнал? — спросил я. "С тех пор, как я утратила талию и перестала ходить в магазины готового платья, — отвечала МВ с жеманным вздохом, — у нас с Синявским освободились кой-какие деньги и я решила купить типографию".
Про магазины готового платья, во всяком случае, ответ был совершенно точен: Марья Васильевна носила только то, что шила сама (см. фото, Вивьен Вествуд рыдает в носовой платочек из кольчуги). Это тоже была форма её диссидентства, которое распространялось на всё: от демократии до зубных щёток. "Вы же понимаете, что после 1993-го Ельцин — тиран?", спрашивала она легко и, не найдя в собеседниках согласия или сопротивления, разочарованно гасила огонь в глазах. С кем спорить, она выбирала сама и не разменивалась по мелочам.
"Я в детстве заметила, что если дерёшь зубы щёткой, то дёсны начинают кровить, а мне это совсем не понравилось, и я с тех пор больше никогда, ни разу в жизни. И вот, полюбуйтесь!" — МВ широко распахивает рот, полный крепких, каких-то ловких к укусу зубов.
Спорить и кусаться было её любимой игрой. На приёме всё того же Заебукера 1997 года к ней подвели худрука театра Ермоловой Владимира Андреева: "Вы Мария Василиевна? Я о вас много слышал. У вас правда такой плохой характер?" МВ улыбнулась ему в ответ лучезарнейшей, во все зубы, во все клыки улыбкой, и нежно проворковала: "Правда! Я им торгую".
Саша Шаталов пересказывал мне, мелко дрожа от беззвучного хохота, как сидел у них в гостиной "Голоса из хора", когда сверху из кабинета спустился седой уже и ссутуленный Синявский с письмом Владимира Максимова (создателя и издателя журнала "Континент", задушевного недруга) в руках : "Маша, я должен немедленно писать Максимову. Ты только погляди, что он пишет здесь. Это же возмутительно! Или может быть, надо даже не писать, а звонить". МВ выхватила трубку телефона из его рук: "Зачем лаять самому, если в доме есть собака?!" — и пошла чихвостить супостата.
Звала она всех преимущественно по фамилии и словечки метала ловкие: "Гаврилов, вы — рохля!"
Эта лихая воля к игре и свободе касалась всего. Рассказывая о событиях своей жизни, которых другим хватило бы на master degree по травме, МВ продолжала хихикать. "Когда Синявского посадили, мы жили в страшной нищете, не было решительно ничего и никакой возможности заработать что-нибудь тоже не было. А Егорка был совсем маленький, грудной. Но нас очень поддерживали друзья и мировая общественность за границей. Мне присылали какие-то вещи, прислали огромную коробку сухой смеси для малышей популярной европейской марки Blédina. Так я всем всегда и говорю, что мой сын — ребёнок, вскормленный блядиной!"

Как человек сильный, она не боялась времени, а это позволяло играть её любимые игры в долгую. Вдруг МВ потащила меня на блошиный рынок на Порт де Клиньянкур — "Вы что, никогда не были? тогда завтра же!". Блошка эта огромна, кварталы и кварталы ношеных сапог, стога жёванных вилок. Вдруг остановилась посреди мебельного ряда, требовательно захлопала маленькой ладошкой по какой-то лакированной крышке, захихикала, о чем-то бойко засвиристела по-французски. Окликнутый месьё нахмурился, отступил, ухмыльнулся, пытался огрызнуться, подошёл совсем близко, перешёл на воркотание исподлобья — МВ всё стояла крепко и неподвижно. Языка я не понимаю совершенно, так что для меня это был просто балет, но всё равно увлекательный. Помахав месьё ладошкой, Розанова пошла дальше. "Про что вы с ним, МарьВасильна?" — "А, это мы торгуемся за комодик. Он мне отлично в гостиную встанет. Лет пять уже торгуемся, ещё года через три договоримся".
Из шуточек МВ как-то сформировалось довольно идиотское предположение, что, живя во Франции, они с Синявским якобы не знали языка. Ничего глупее себе вообразить нельзя. Живя во Франции они остались участниками и работниками культуры русского языка, продолжая счастливо находиться в едином пространстве Нового мира - Континента - Ардиса - Синтаксиса, не пытались отказаться от себя и стать французами русского происхождения. Это был их культурный выбор, а не бытовое неумение.
Напротив, в бытовом плане МВ была вполне укоренена: "масло надо брать только у бретонок, а ракушки — идёмте, ракушки я всегда беру только у тех вон вьетнамцев". У тех вьетнамцев в гиперфранцузской бакалейной лавке МВ произнесла фразу, которую я потом долго думал: "Глядите, это всё еда напористой нищеты. Чтобы ничего не было, приходилось жрать улиток и каштаны, каждый жёлудь перетирать в кашу, но чтобы из всей этой дряни сделать что-нибудь непременно вкусное, столько приложить старания и сил". В голосе её слышалась отеческая радость: к улиткоядным соотечественникам она относилась, как горделивая бабушка к слегка сопливым, но безусловно талантливым внукам.
Метрах в трёхстах от того комодика на восемь лет торговли МВ вдруг остановилась, как вкопанная. "Мне нехорошо. Срочно найдите воды," — произнесла она голосом командирским. Мы были вдвоём посреди серого и слякотного нигде. Я заметался, рядом каким-то чудом оказался указатель на кафешку, куда я, гордясь своей находчивостью, повёл утомлённую старушку.
"Идите, идите, дайте мне руку," — пропихнула она меня вперёд в дверях. Я вошёл. Высокий шатёр был изнутри весь серебристый, словно обклеенный фольгой от чайных цыбиков. Невдалеке был просто устроенный помост, перед ним во все стороны ряды почти пустых стульев. К микрофону поднялся худой мужчина лет семидесяти и запел под бойкую гитару что-то для моего дикарского уха похожее на Брассанса. В зале поддерживающе покрикивали и тихонько ласково улюлюкали. "Бонжур, мадам!" — замахала с улыбкой узнавания из-за стойки милая барышня и была ответно обласкана. Мужчину на сцене сменила красотка лет шестидесяти, стало понятно, что в зале сидят в основном те, кто собирался выйти на сцену.
"Что всё это, МарьВасильна?" — "А? Хорошо? Вот то-то же! Это одна дама, она была в юности очень известна как певица именно такая вот, шансонье, и она на старости себе купила и построила такое вот место и в нём теперь всё это знаменитое старичьё выступает".

Я никогда не пытался снова найти это место. Я и сегодня асолютно уверен, что она его выдернула из какой-то щели пространства-времени, уж больно этот блистательный цирк, состоящий из бедности, радости, отказа сгибаться перед временем или властями, перед правилами в самом широком смысле, уж больно он был идеальной для неё рамкой и декорацией.
Если рай есть (а я предпочитаю считать, что есть), то для каждого он свой. Думаю, МВ там теперь почти как в Вальхалле: в постоянных битвах с достойными соперниками, окруженная друзьями и соратниками, вместе с Синявским. И всё до самого горизонта сияет чайной фольгой.

Немного прикладной геопоэтики от Наташи Бабинцевой. Бросайте всё, подписывайтесь на споменики, готовьтесь к переменам, требуйте невозможного