Огромная благодарность чуткой и внимательной продюсерке сериала и фильма Асель Ержановой, которая делилась со мной фотографиями памятных мест (они все изучали, готовясь к съемкам), людей и показала мне фильм онлайн, так как я была в Стамбуле.
Повторюсь, что я не являюсь прямым потомком Каныша Имантаевича, после которого остались внуки от его дочерей, но его роль для самого моего существования, а также существования моего отца, тети, моей сестры и моих детей и племянников - самая важная, какую можно себе представить. Мы существуем благодаря тому, что он забрал моего дедушку в свою семью. Мой дедушка рос, считая дочь Сатпаева от Таисии Алексеевны, своей родной, а не двоюродной сестрой. Я тоже хорошо помню тетю Мизю - так мы называли Меиз Канышевну.
В этих фрагментах сериала (я записала с телефона, просто на память, для себя) как раз показаны те дни, включая спасение дедушки, смерть его мамы, рождение Меиз Канышевны. Для меня смотреть на эту визуализацию семейной истории было мощным терапевтическим процессом.
Повторюсь, что я не являюсь прямым потомком Каныша Имантаевича, после которого остались внуки от его дочерей, но его роль для самого моего существования, а также существования моего отца, тети, моей сестры и моих детей и племянников - самая важная, какую можно себе представить. Мы существуем благодаря тому, что он забрал моего дедушку в свою семью. Мой дедушка рос, считая дочь Сатпаева от Таисии Алексеевны, своей родной, а не двоюродной сестрой. Я тоже хорошо помню тетю Мизю - так мы называли Меиз Канышевну.
В этих фрагментах сериала (я записала с телефона, просто на память, для себя) как раз показаны те дни, включая спасение дедушки, смерть его мамы, рождение Меиз Канышевны. Для меня смотреть на эту визуализацию семейной истории было мощным терапевтическим процессом.
ДНЕВНИЧОК
I live for little coincidences. One being us stopping by a modern witch's table at a Saturday market in Cassis: the olive skinned girl was selling gems, crystals, stems of dried sage and other magic essentials. I was instantly attracted to one gem in her box, its warm pearly glow looking familiar to me. She said: this is selenite. So we bought a Selenite for the little Selin.
**
Обсуждали с Си концепцию уличных собак. Она говорит: «наверное, это собаки, у которых хозяин потерялся или пропал». What a beautiful shift of perspective.
Вчера увидела в магазине «Тентек» трогательную детскую книгу «Пауль», и она написана абсолютно в этом ключе.
Я ее не купила только потому, что у меня умер мой родной кот, смерть которого я еще не отрефлексировала и не приняла, а там про утрату. И я сейчас не смогу ее Селин читать.
I live for little coincidences. One being us stopping by a modern witch's table at a Saturday market in Cassis: the olive skinned girl was selling gems, crystals, stems of dried sage and other magic essentials. I was instantly attracted to one gem in her box, its warm pearly glow looking familiar to me. She said: this is selenite. So we bought a Selenite for the little Selin.
**
Обсуждали с Си концепцию уличных собак. Она говорит: «наверное, это собаки, у которых хозяин потерялся или пропал». What a beautiful shift of perspective.
Вчера увидела в магазине «Тентек» трогательную детскую книгу «Пауль», и она написана абсолютно в этом ключе.
Я ее не купила только потому, что у меня умер мой родной кот, смерть которого я еще не отрефлексировала и не приняла, а там про утрату. И я сейчас не смогу ее Селин читать.
НЕРЕСТ
Лет 10, а то и больше, тому назад, ездили на Мальдивы. В один день я вышла из бунгало и чуть не закричала: прибой стал кроваво-красным. Так как к острову иногда подплывали акулы-няньки и акулы-кошки, я было подумала, что они сожрали отдыхающих, притворясь безобидными, и вот я свидетель сцены из «Челюстей». Оказалось, так нерестится риф. Сперма и яйца кораллов поднялись на поверхность, соединяясь в гаметы.
Через пару дней они ушли в глубь моря. Но до тех пор, зрелище этого фертильного бульона, архейского субстрата и то, как мой щуплый загорелый семилетка плыл, как равный, не тушуясь и не считая себя в морской бездне чужим, мимо стаи тяжелых рыб, словно зависающих в воздухе, как виснет старый компьютер, - это ключевые воспоминания, key memories, для меня. Я страшно загордилась собой, наблюдая эту сцену через маску для снорклинга. Почувствовала, что я, хоть и маленькая посреди всей этой синевы, но тоже в каком-то смысле коралловый риф, и Мировой океан, и древняя бархатная рыба.
Лет 10, а то и больше, тому назад, ездили на Мальдивы. В один день я вышла из бунгало и чуть не закричала: прибой стал кроваво-красным. Так как к острову иногда подплывали акулы-няньки и акулы-кошки, я было подумала, что они сожрали отдыхающих, притворясь безобидными, и вот я свидетель сцены из «Челюстей». Оказалось, так нерестится риф. Сперма и яйца кораллов поднялись на поверхность, соединяясь в гаметы.
Через пару дней они ушли в глубь моря. Но до тех пор, зрелище этого фертильного бульона, архейского субстрата и то, как мой щуплый загорелый семилетка плыл, как равный, не тушуясь и не считая себя в морской бездне чужим, мимо стаи тяжелых рыб, словно зависающих в воздухе, как виснет старый компьютер, - это ключевые воспоминания, key memories, для меня. Я страшно загордилась собой, наблюдая эту сцену через маску для снорклинга. Почувствовала, что я, хоть и маленькая посреди всей этой синевы, но тоже в каком-то смысле коралловый риф, и Мировой океан, и древняя бархатная рыба.
О мышах и людях
НЕРЕСТ Лет 10, а то и больше, тому назад, ездили на Мальдивы. В один день я вышла из бунгало и чуть не закричала: прибой стал кроваво-красным. Так как к острову иногда подплывали акулы-няньки и акулы-кошки, я было подумала, что они сожрали отдыхающих, притворясь…
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Вчера посмотрела эту прекрасную короткометражку о корейских ныряльщицах за моллюсками - хэнё. У главной героини, которая работает в Сеуле, начинается тяжёлая депрессия. И, прежде чем «она сделает что-то непоправимое», тетя-хэнё уговаривает ее погрузиться с ними в море. Средний возраст ныряльщиц - 60 лет, потому что это умирающий промысел, такие молодые женщины, как главная героиня, в профессии редкость. Очень красивый фильм.
Сегодня вечером будет еще один показ в Алматы, может, успеете. В Астане покажут фильмы BANFF 24 апреля.
Сегодня вечером будет еще один показ в Алматы, может, успеете. В Астане покажут фильмы BANFF 24 апреля.
Вот мой улов книг для Селин (и меня) в магазине «Тентек» и офисе Steppe and World. Давайте поддерживать маленькие независимые издательства! И будет нам счастье.
P.S. У Селин есть «Груффало» на русском, будем стараться читать казахский перевод и учиться, он очень удачный, как говорят.
P.S. У Селин есть «Груффало» на русском, будем стараться читать казахский перевод и учиться, он очень удачный, как говорят.
КАК ПРОХОДИТ ПЕРВЫЙ ГОД TEACH FOR QAZAQSTAN
В прошлом году я писала о том, что проект Teach for Qazaqstan набирает участников. Это инициатива (никак не аффилированная с государством) направленная на сокращение образовательного неравенства в регионах Казахстана.
Это когда специалисты с высшим образованием (не педагогическим) проходят специальную подготовку и едут в школы в маленьких городах и райцентрах. Это так называемый комитмент на 2 года, полностью оплачиваемый, но далеко не простой. Это возможность дать детям, растущим вдали от крупных городов, знания, новые перспективы, вдохновение.
Я так замоталась с семейными делами и обрушившейся на меня новостью о смерти Макфлая, что не успела дать вовремя call to action у себя в канале. Прием заявок уже закрылся.
Я с глубоким уважением отношусь к Куралай Жаркымбаевой. Она для меня пример просветительницы, подвижницы и гуманистки, это человек, чьи ценности не просто отзываются во мне - я хочу быть на нее похожей, но не совсем уверена, что мне хватит мудрости, терпения и душевной глубины для того, чтобы приблизиться к вектору мышления людей, подобных Куралай.
В прошлом году были отобраны кандидаты, которые прошли обучение и отправились в Карагандинскую область. Куралай их курирует, она переехала туда из Астаны. Часть людей отсеивается, потому что трудно вовлекаться, если например у тебя семья и дети. Часть уходят, потому что не разделяют ценностей программы.
Узнать больше о Teach for Qazaqstan (это крутая возможность для молодых прогрессивных специалистов изменить жизнь детей в лучшую сторону) можно у них в аккаунте. А вот аккаунт Куралай.
В прошлом году я писала о том, что проект Teach for Qazaqstan набирает участников. Это инициатива (никак не аффилированная с государством) направленная на сокращение образовательного неравенства в регионах Казахстана.
Это когда специалисты с высшим образованием (не педагогическим) проходят специальную подготовку и едут в школы в маленьких городах и райцентрах. Это так называемый комитмент на 2 года, полностью оплачиваемый, но далеко не простой. Это возможность дать детям, растущим вдали от крупных городов, знания, новые перспективы, вдохновение.
Я так замоталась с семейными делами и обрушившейся на меня новостью о смерти Макфлая, что не успела дать вовремя call to action у себя в канале. Прием заявок уже закрылся.
Я с глубоким уважением отношусь к Куралай Жаркымбаевой. Она для меня пример просветительницы, подвижницы и гуманистки, это человек, чьи ценности не просто отзываются во мне - я хочу быть на нее похожей, но не совсем уверена, что мне хватит мудрости, терпения и душевной глубины для того, чтобы приблизиться к вектору мышления людей, подобных Куралай.
В прошлом году были отобраны кандидаты, которые прошли обучение и отправились в Карагандинскую область. Куралай их курирует, она переехала туда из Астаны. Часть людей отсеивается, потому что трудно вовлекаться, если например у тебя семья и дети. Часть уходят, потому что не разделяют ценностей программы.
Узнать больше о Teach for Qazaqstan (это крутая возможность для молодых прогрессивных специалистов изменить жизнь детей в лучшую сторону) можно у них в аккаунте. А вот аккаунт Куралай.
Telegram
О мышах и людях
Сократить образовательное неравенство в Казахстане
В Стамбуле познакомилась с девушкой Куралай, которая работала в российской глубинке учительницей. Она обучала в том числе детей таджикских трудовых мигрантов, с которыми никто из учителей не знал, что делать…
В Стамбуле познакомилась с девушкой Куралай, которая работала в российской глубинке учительницей. Она обучала в том числе детей таджикских трудовых мигрантов, с которыми никто из учителей не знал, что делать…
Я хочу опубликовать рефлексию Куралай Жаркымбаевой о том, как проходит первый год реализации программы в нашей стране.
«Я почти 1 учебный год прожила в городе Абай, Карагандинской области. Конечно, в этот период была в постоянном путешествии, в дороге: Абай, Караганды, Шахтинск, Габидена Мустафина, Алматы, Балхаш, Астана, Новая Узенка и так по очереди. Наш первый год в поле по программе Teach for Qazaqstan.
Это было интересно, так как всё строили с нуля. Моя основная задача - сотрудничество со школами. Сегодня апрель, я признательна нашим школам-партнерам. Это такая смелость сказать “да” незнакомым людям, которые в очередной раз, как многие другие, говорят об изменениях. А они поверили нам и в нас.
Конечно, у нас были свои челленджи по взаимопониманию и принятию: наши участники ведут уроки по другой методике, иначе относятся к школьным мероприятиям и вообще совершенно чужие, свалившиеся с луны для детей, родителей и педагогов.
Да и я всегда в костюме на 4 размера больше своего и широких штанах, для них это признак несобранности, а еще татуировки на всю руку и сигареты на перерывах также могли бы смутить школьное сообщество.
Но мне кажется, мы продолжаем работать и совершаем маленькие-большие совместные победы благодаря взаимному признанию, уважению, диалогу и любопытству по отношению друг к другу.
Когда у нас конфликты, я всегда захожу к школам с одним вопросам: “Я понимаю сложность ситуации, но мы сейчас обсуждаем наш «развод» или признаем, что допустили ошибку, да, больно-неприятно, но будем ли мы работать дальше, чтобы восстановиться?”
Этот простой вопрос помогал нам переживать кризисы, а сами кризисы сближали: уход участников из программы, то есть увольнение учителей из школ, коммуникационные, культурные недопонимания, разница в отношении к детям и вообще к их становлению.
Но у нас, думаю, за первый год большие маленькие победы, о которых, наверное, не пишут в серьезных отчетах: там все-таки нужны проценты, цифры и показатели.
Я не могу сказать, что мы увеличили на н-ный процент успеваемость детей, но я горжусь другими вещами:
♦️ в некоторых классах наших участников программы дети активно используют формулировки “мне небезопасно, со мной так нельзя”. Для нас умение учеников отстаивать свои границы и озвучивать свои потребности очень важно.
♦️ У нас были кейсы, когда в ходе мероприятий и рефлексии дети осознали, что недопустимо буллить и дискриминировать другого ребенка по состоянию его здоровья.
♦️ Некоторые школы-партнеры хотят иначе посмотреть на свою идентификацию как организации: понять, куда они хотели бы двигаться, о чем мечтают, без навязывания извне.
♦️ Когда мы делали фотокэмп, один из детей подошел и сказал, что эти 5 дней лагеря ему показалось, что в их селе очень интересно жить и есть впечатление, что важное, крупное может происходить тут. Это про чувство запущенности, упущенных возможностей и скуки, которые улетучиваются, благодаря подобным проектам.
♦️ В этом году мы смогли открыто говорить про неидеальность и право на ошибку. Это привело школьные комьюнити к размышлениям про белоснежные выглаженные рубашки, идеально чистую доску. А, может, это не самое важное?
♦️ Мы успели приоткрыть занавес веры и храбрости, без которой школа не может вырастить детей конструктивно. Теперь мы в совместных поисках, как увеличить его сначала у себя, победить зажатость и отрицание нашей неидеальности-идеальности, а после уже - в детях.
Первый год показал, что нам много всего предстоит сделать, но глубоко радует, что несмотря на страхи и устоявшиеся нормы в регионе, школы поверили в нас и, выходит, мы уже не можем остановиться. Это увлекательно и круто работать с ними вместе.
Сейчас апрель, и мои дорогие директора школ уже предлагают привезти мне винтажные костюмы своих отцов 50 размера, потому что это супер в моем стиле. Так и живем. Как тут остановиться…»
«Я почти 1 учебный год прожила в городе Абай, Карагандинской области. Конечно, в этот период была в постоянном путешествии, в дороге: Абай, Караганды, Шахтинск, Габидена Мустафина, Алматы, Балхаш, Астана, Новая Узенка и так по очереди. Наш первый год в поле по программе Teach for Qazaqstan.
Это было интересно, так как всё строили с нуля. Моя основная задача - сотрудничество со школами. Сегодня апрель, я признательна нашим школам-партнерам. Это такая смелость сказать “да” незнакомым людям, которые в очередной раз, как многие другие, говорят об изменениях. А они поверили нам и в нас.
Конечно, у нас были свои челленджи по взаимопониманию и принятию: наши участники ведут уроки по другой методике, иначе относятся к школьным мероприятиям и вообще совершенно чужие, свалившиеся с луны для детей, родителей и педагогов.
Да и я всегда в костюме на 4 размера больше своего и широких штанах, для них это признак несобранности, а еще татуировки на всю руку и сигареты на перерывах также могли бы смутить школьное сообщество.
Но мне кажется, мы продолжаем работать и совершаем маленькие-большие совместные победы благодаря взаимному признанию, уважению, диалогу и любопытству по отношению друг к другу.
Когда у нас конфликты, я всегда захожу к школам с одним вопросам: “Я понимаю сложность ситуации, но мы сейчас обсуждаем наш «развод» или признаем, что допустили ошибку, да, больно-неприятно, но будем ли мы работать дальше, чтобы восстановиться?”
Этот простой вопрос помогал нам переживать кризисы, а сами кризисы сближали: уход участников из программы, то есть увольнение учителей из школ, коммуникационные, культурные недопонимания, разница в отношении к детям и вообще к их становлению.
Но у нас, думаю, за первый год большие маленькие победы, о которых, наверное, не пишут в серьезных отчетах: там все-таки нужны проценты, цифры и показатели.
Я не могу сказать, что мы увеличили на н-ный процент успеваемость детей, но я горжусь другими вещами:
♦️ в некоторых классах наших участников программы дети активно используют формулировки “мне небезопасно, со мной так нельзя”. Для нас умение учеников отстаивать свои границы и озвучивать свои потребности очень важно.
♦️ У нас были кейсы, когда в ходе мероприятий и рефлексии дети осознали, что недопустимо буллить и дискриминировать другого ребенка по состоянию его здоровья.
♦️ Некоторые школы-партнеры хотят иначе посмотреть на свою идентификацию как организации: понять, куда они хотели бы двигаться, о чем мечтают, без навязывания извне.
♦️ Когда мы делали фотокэмп, один из детей подошел и сказал, что эти 5 дней лагеря ему показалось, что в их селе очень интересно жить и есть впечатление, что важное, крупное может происходить тут. Это про чувство запущенности, упущенных возможностей и скуки, которые улетучиваются, благодаря подобным проектам.
♦️ В этом году мы смогли открыто говорить про неидеальность и право на ошибку. Это привело школьные комьюнити к размышлениям про белоснежные выглаженные рубашки, идеально чистую доску. А, может, это не самое важное?
♦️ Мы успели приоткрыть занавес веры и храбрости, без которой школа не может вырастить детей конструктивно. Теперь мы в совместных поисках, как увеличить его сначала у себя, победить зажатость и отрицание нашей неидеальности-идеальности, а после уже - в детях.
Первый год показал, что нам много всего предстоит сделать, но глубоко радует, что несмотря на страхи и устоявшиеся нормы в регионе, школы поверили в нас и, выходит, мы уже не можем остановиться. Это увлекательно и круто работать с ними вместе.
Сейчас апрель, и мои дорогие директора школ уже предлагают привезти мне винтажные костюмы своих отцов 50 размера, потому что это супер в моем стиле. Так и живем. Как тут остановиться…»
Отдала подруге елочку, которую покупала на Новый год 5 лет назад, до отъезда в Стамбул. Она так и растет у нее во дворе, но «растет» - громкое слово. Выяснилось, что это карликовая елка, которая не станет выше ни на миллиметр. Для меня эта хорошо себя чувствующая среди растений повыше наглая елка - символ ее отношения ко мне.
Вот как, знаете, человек, который вас любит, удачно вас фотографирует. Так и человек, у которого приживается ваша елочка, очевидно, к вам хорошо относится. Конечно, если бы она ее сгноила, я бы все равно придумала обоснование, что это хороший знак для нашей дружбы, но так еще приятнее. Всегда, приезжая, иду смотреть, как она поживает.
А еще мы гуляли по Бутаковскому ущелью. Там сполз вниз кусок грунта с деревцами. И одна выкорчеванная мини-селем осинка валялась прямо на дороге. Она ее взяла к себе в машину, как ребенка, и посадила у обочины дороги рядом с домом. По ночам выходит поливать молодые деревца (днём это невозможно из-за трафика). Я так люблю это в людях - жалость к живому.
Вот как, знаете, человек, который вас любит, удачно вас фотографирует. Так и человек, у которого приживается ваша елочка, очевидно, к вам хорошо относится. Конечно, если бы она ее сгноила, я бы все равно придумала обоснование, что это хороший знак для нашей дружбы, но так еще приятнее. Всегда, приезжая, иду смотреть, как она поживает.
А еще мы гуляли по Бутаковскому ущелью. Там сполз вниз кусок грунта с деревцами. И одна выкорчеванная мини-селем осинка валялась прямо на дороге. Она ее взяла к себе в машину, как ребенка, и посадила у обочины дороги рядом с домом. По ночам выходит поливать молодые деревца (днём это невозможно из-за трафика). Я так люблю это в людях - жалость к живому.
Однажды заглянула на чашку чая к эльти - так по- турецки называют жену брата мужа. Стояло лето, и мураши проложили дорожку через ее обеденный стол. Тут такое часто случается. Я ей глазами показываю - видела, процессия муравьев. А она так спокойно махнула рукой - ну бог с ними, убивать я их не хочу.
(Они видимо сахар искали, бедные).
Мне это так понравилось. Я лишний раз поняла, что она - мой человек. Я тоже не хочу убивать муравьев. (Только моль истребляю, но у нас личные счеты).
(Они видимо сахар искали, бедные).
Мне это так понравилось. Я лишний раз поняла, что она - мой человек. Я тоже не хочу убивать муравьев. (Только моль истребляю, но у нас личные счеты).
Forwarded from Ayel
❌ Не молчать, не соглашаться, не принимать такие правила…
#мнение
Наталья Слудская специально для Ayel
Смотрю процесс над Бишимбаевым каждый день: это почти 8 часов, по сути, вторая работа. Зачем я надрываю себе сердце страшными подробностями последних часов жизни убитой и негодованием, которое испытываю при каждом слове подсудимого Бишимбаева и его адвокатов? В ответе на этот вопрос и содержатся важнейшие цель и смысл прямых трансляций из зала суда: процесс рассказывает нам о том, кто мы есть. Что мы за люди и в какой стране живём.
Фигура Бишимбаева в этой трагедии даже на мгновение не может рассчитывать на какое-либо двойное прочтение – зрители отчётливо видят разбалованного, надменного, самовлюблённого бастыка, привыкшего к тому, что любое его желание, любая воля исполняются немедленно. Тем, как он ведёт себя в зале суда, он подписывает себе приговор ещё до решения присяжных. То вкрадчивые интонации, то раздражённо прикрикивает, ни капли раскаяния, манипуляции, обиды, претензии, очернение памяти погибшей, обещания, что все всё поймут, когда прочитают переписку с Салтанат в его телефоне, а потом отказ предоставить пароль от телефона суду. Только своему защитнику, только с условиями. Человек на скамье подсудимых выставляет суду свои требования! Ничего не стесняясь. Ни на кого не оглядываясь. Уверенный в крепости той почвы под ногами, которую он устелил своим положением и своими деньгами.
Но, рассматривая природу такого явления, как Бишимбаев, нам придётся выйти за рамки парадигмы «преступник и совершённое им зло», взглянуть на ситуацию целиком и увидеть, откуда у этого зла растут корни. Процесс впервые дал нам возможность так явно и в таком объёме увидеть со стороны принципы нашего общественного устройства.
Продолжение ➡️ здесь
✅ Подписывайтесь на https://t.me/ayel_kz
#мнение
Наталья Слудская специально для Ayel
Смотрю процесс над Бишимбаевым каждый день: это почти 8 часов, по сути, вторая работа. Зачем я надрываю себе сердце страшными подробностями последних часов жизни убитой и негодованием, которое испытываю при каждом слове подсудимого Бишимбаева и его адвокатов? В ответе на этот вопрос и содержатся важнейшие цель и смысл прямых трансляций из зала суда: процесс рассказывает нам о том, кто мы есть. Что мы за люди и в какой стране живём.
Фигура Бишимбаева в этой трагедии даже на мгновение не может рассчитывать на какое-либо двойное прочтение – зрители отчётливо видят разбалованного, надменного, самовлюблённого бастыка, привыкшего к тому, что любое его желание, любая воля исполняются немедленно. Тем, как он ведёт себя в зале суда, он подписывает себе приговор ещё до решения присяжных. То вкрадчивые интонации, то раздражённо прикрикивает, ни капли раскаяния, манипуляции, обиды, претензии, очернение памяти погибшей, обещания, что все всё поймут, когда прочитают переписку с Салтанат в его телефоне, а потом отказ предоставить пароль от телефона суду. Только своему защитнику, только с условиями. Человек на скамье подсудимых выставляет суду свои требования! Ничего не стесняясь. Ни на кого не оглядываясь. Уверенный в крепости той почвы под ногами, которую он устелил своим положением и своими деньгами.
Но, рассматривая природу такого явления, как Бишимбаев, нам придётся выйти за рамки парадигмы «преступник и совершённое им зло», взглянуть на ситуацию целиком и увидеть, откуда у этого зла растут корни. Процесс впервые дал нам возможность так явно и в таком объёме увидеть со стороны принципы нашего общественного устройства.
Продолжение ➡️ здесь
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Ayel
Начало ➡️ здесь
🗣️ «Скажи, что это цветы маме министра» – от человека, который уже министром не является, более того – в его анамнезе 10-летний срок за коррупцию, а теперь будет ещё и убийство.
🗣️ «Я так воспитан, он мой старший брат, и я не задаю вопросов, я только исполнял поручения» – от человека, который несколько часов подряд находился в одном помещении с девушкой, не подававшей признаков жизни после побоев мужа.
🗣️ «Сказал распустить персонал и сегодня не работать. Сказал, без вопросов. Мы собрались и уехали по домам» – от администратора клуба, которая утром получила сообщение от рабочего: «Куандык буянит. ВИП перевернул вверх дном, надеюсь, жена жива».
🗣️ «Мой сын должен защищаться, поймите меня, как мать, я сейчас от всего сердца говорю» – от матери взрослого мужчины, который не раз поднимал руку на свою гражданскую жену и которая в результате этих побоев погибла.
🗣️ «Сама нозила, да?» – от полицейского, который приехал на место преступления и собственными глазами видел труп избитой до смерти женщины.
🗣️ «Я сам сделал эту манипуляцию и для примера показал присяжным, что эта переписка ничем не отличается от других, которые следователь приложил к материалам дела» – от адвоката, который сам сочинил и заскриншотил переписку, которая была ему выгодна, и которую хитростью всучил-таки в руки присяжных.
🗣️ «Это обычная ссора мужа и жены, можно сказать так, между собой» – от адвокатки в интервью на стороннем ресурсе в конце февраля.
Это наши люди, сограждане. В головах у которых укоренилась догма, что конфликт между мужем и женой – это дело семейное, что нельзя вмешиваться, иначе сам огребёшь, что приказ начальства не оспаривается, а то уволят. Немой договор стал питательной средой для этого не укладывающегося в голове преступления.
Надеюсь, Бишимбаев понесёт заслуженное наказание, но нам надо молиться не только об этом. Ещё о том, чтобы система, частью которой он является, частью которой мы все являемся, – так как мы встроены в неё, – чтобы вся эта система тоже пошатнулась. И другие «бишимбаевы», получившие в свои руки какую-либо власть (в семье, на работе, в государственных органах и институтах) начали терять это особое право – вести себя с теми, кто ниже их рангом, слабее физически или зависим финансово, так, как им заблагорассудится.
Безусловно, не все они потенциальные убийцы, но каждый на своём месте изо дня в день поддерживает фундамент, который позволяет им чувствовать себя так, как сейчас чувствует себя Бишимбаев на скамье подсудимых. С абсолютной уверенностью, что он – вершина пирамиды, более важная персона, чем все остальные. Потому все остальные и должны: жены – беспрекословно слушаться, подчинённые – не задавать лишних вопросов, рабочие – чинить раскуроченные двери, охранники – стирать записи с видеокамер.
Не знаю, заметил ли кто-то из участников этого события (как называют в суде последние сутки жизни Салтанат), что их равнодушное согласие с тем, что всё должно происходить именно так, позволило этой трагедии случиться. «Мы просто делали свою работу и ни во что не вмешивались». То есть ничего не нарушили. Делали, как у нас принято.
Страх не соответствовать этим уродливым, но прочно утвердившимся в обществе нормам, был сильнее моральной ответственности, что за стеной находится человек, который в беде и отчаянно нуждается в помощи, – и как я буду с этим жить, если случится что-то непоправимое. Случилось.
Продолжение ➡️ здесь
✅ Подписывайтесь на https://t.me/ayel_kz
🗣️ «Скажи, что это цветы маме министра» – от человека, который уже министром не является, более того – в его анамнезе 10-летний срок за коррупцию, а теперь будет ещё и убийство.
🗣️ «Я так воспитан, он мой старший брат, и я не задаю вопросов, я только исполнял поручения» – от человека, который несколько часов подряд находился в одном помещении с девушкой, не подававшей признаков жизни после побоев мужа.
🗣️ «Сказал распустить персонал и сегодня не работать. Сказал, без вопросов. Мы собрались и уехали по домам» – от администратора клуба, которая утром получила сообщение от рабочего: «Куандык буянит. ВИП перевернул вверх дном, надеюсь, жена жива».
🗣️ «Мой сын должен защищаться, поймите меня, как мать, я сейчас от всего сердца говорю» – от матери взрослого мужчины, который не раз поднимал руку на свою гражданскую жену и которая в результате этих побоев погибла.
🗣️ «Сама нозила, да?» – от полицейского, который приехал на место преступления и собственными глазами видел труп избитой до смерти женщины.
🗣️ «Я сам сделал эту манипуляцию и для примера показал присяжным, что эта переписка ничем не отличается от других, которые следователь приложил к материалам дела» – от адвоката, который сам сочинил и заскриншотил переписку, которая была ему выгодна, и которую хитростью всучил-таки в руки присяжных.
🗣️ «Это обычная ссора мужа и жены, можно сказать так, между собой» – от адвокатки в интервью на стороннем ресурсе в конце февраля.
Это наши люди, сограждане. В головах у которых укоренилась догма, что конфликт между мужем и женой – это дело семейное, что нельзя вмешиваться, иначе сам огребёшь, что приказ начальства не оспаривается, а то уволят. Немой договор стал питательной средой для этого не укладывающегося в голове преступления.
Надеюсь, Бишимбаев понесёт заслуженное наказание, но нам надо молиться не только об этом. Ещё о том, чтобы система, частью которой он является, частью которой мы все являемся, – так как мы встроены в неё, – чтобы вся эта система тоже пошатнулась. И другие «бишимбаевы», получившие в свои руки какую-либо власть (в семье, на работе, в государственных органах и институтах) начали терять это особое право – вести себя с теми, кто ниже их рангом, слабее физически или зависим финансово, так, как им заблагорассудится.
Безусловно, не все они потенциальные убийцы, но каждый на своём месте изо дня в день поддерживает фундамент, который позволяет им чувствовать себя так, как сейчас чувствует себя Бишимбаев на скамье подсудимых. С абсолютной уверенностью, что он – вершина пирамиды, более важная персона, чем все остальные. Потому все остальные и должны: жены – беспрекословно слушаться, подчинённые – не задавать лишних вопросов, рабочие – чинить раскуроченные двери, охранники – стирать записи с видеокамер.
Не знаю, заметил ли кто-то из участников этого события (как называют в суде последние сутки жизни Салтанат), что их равнодушное согласие с тем, что всё должно происходить именно так, позволило этой трагедии случиться. «Мы просто делали свою работу и ни во что не вмешивались». То есть ничего не нарушили. Делали, как у нас принято.
Страх не соответствовать этим уродливым, но прочно утвердившимся в обществе нормам, был сильнее моральной ответственности, что за стеной находится человек, который в беде и отчаянно нуждается в помощи, – и как я буду с этим жить, если случится что-то непоправимое. Случилось.
Продолжение ➡️ здесь
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Ayel
Начало ➡️ здесь
Суд по делу Бишимбаева разделил нашу жизнь на «до» и «после»: смерть Салтанат не оставляет нам выбора – нам необходимо учиться перешагивать через этот привычный страх. И когда кто-то, у кого в руках сосредоточена какая-либо власть, нарушает моральные законы, выходит за рамки своих полномочий, теряет человеческий облик, – противостоять этому. С одной стороны, это утопия – думать, что теперь всё изменится и мы станем более решительно давать отпор, когда ситуация выходит за пределы: а) правового поля, б) общечеловеческих ценностей, гуманизма. Но если не верить в то, что это возможно, тогда этот суд можно закрывать прямо сейчас. Поэтому надо верить, действовать, говорить о нашем несогласии находиться внутри таких систем, где убивают человека, а мы спокойно ходим мимо.
Перестраивать сознание – это будет непросто. Это будет небыстро. Но мы должны вынести из зала суда необходимость обретать новый паттерн – не молчать, не соглашаться, не принимать такие правила. Потому что за резонансным процессом, всколыхнувшим всю страну, сокрыты сотни других подобных «событий» – не столь громких, но от того не менее трагичных, ведь за каждым из них стоит чья-то покалеченная судьба, здоровье, жизнь, чьё-то горе и невосполнимые потери. Я приведу статистику, она достаточно распространена, но я сделаю это ещё раз. У нас не менее 80 убитых женщин в год. 300 заявлений о домашнем насилии в полицию в день. А сколько тех, кто побоялся обратиться в полицию из-за неверия в правосудие или стыда перед родными? А теперь менее распространённое, о чем мало кто задумывается: чем больше насилия в адрес женщин, тем выше общий уровень насилия в стране.
Если где-то насилие и агрессия допускаются по отношению к женщинам – значит, здесь допустимо, чтобы все угнетали всех. И это не какая-то порицаемая штука, а вовсе даже конвейерная, мы, сами того не замечая, обслуживаем эту ленту, чтобы она не останавливалась.
Очень надеюсь, что новый Закон о криминализации бытового насилия существенно изменит картину со стороны государства. Но процесс по делу Бишимбаева громко обращается ко всем нам: остановить это – и в зоне нашей личной ответственности тоже.
В обсуждении процесса в Сети, на фоне тотальной поддержки в адрес Салтанат и её семьи, встречаются и такие сообщения: «Женщины, послушайте, вы сами виноваты, не умеете общаться с мужчинами. Нужно всегда хвалить мужчину и уважать, что-то ему подарить, обхитрить… А не строить из себя жертву. Тогда он не будет бить, будьте умнее». Ещё один продукт системы, где в связке «мой начальник – я его подчиненный – а это моя собственная жена» он видит прямую связь между тем, как в большом мужском мире он преклоняется перед теми, кто сильнее его, и как потом по возвращении домой он должен взять реванш с помощью зависимой от него и заискивающей перед ним жены. Его рабочая модель – где все стоят на коленях, и где на любой ступеньке социальной лестницы (в разрезе наличия или отсутствия каких-либо привилегий) слабый безоговорочно подчинён сильному.
Суд над Бишимбаевым нос к носу поставил нас перед необходимостью решать – а действительно ли нам подходит такая модель?
В эти дни, когда внимание всей страны приковано к экранам, я шла мимо ларьков с хозяйственными товарами и увидела за прилавком женщину средних лет, она смотрела процесс в телефоне и плакала. К ней обратился кто-то из покупателей с вопросом: «Сколько стоит?». Она подняла от телефона свои зарёванные глаза и сдавленным голосом сказала: «Извините, я сейчас не могу…». Без сомнения, она плакала о Салтанат. Но в её слезах было больше, чем сострадание к этой бедной девочке, чья жизнь оборвалась так рано, и к её родным, которые будут теперь безутешны до конца своих дней. Она плакала и о себе тоже, о каком-то своём невысказанном горе, возможно, о своих детях, для которых она, конечно же, хотела бы благополучной, справедливой и безопасной страны. Где нельзя убить человека, даже если он не согласен «обхитрить и похвалить».
✅ Подписывайтесь на https://t.me/ayel_kz
Суд по делу Бишимбаева разделил нашу жизнь на «до» и «после»: смерть Салтанат не оставляет нам выбора – нам необходимо учиться перешагивать через этот привычный страх. И когда кто-то, у кого в руках сосредоточена какая-либо власть, нарушает моральные законы, выходит за рамки своих полномочий, теряет человеческий облик, – противостоять этому. С одной стороны, это утопия – думать, что теперь всё изменится и мы станем более решительно давать отпор, когда ситуация выходит за пределы: а) правового поля, б) общечеловеческих ценностей, гуманизма. Но если не верить в то, что это возможно, тогда этот суд можно закрывать прямо сейчас. Поэтому надо верить, действовать, говорить о нашем несогласии находиться внутри таких систем, где убивают человека, а мы спокойно ходим мимо.
Перестраивать сознание – это будет непросто. Это будет небыстро. Но мы должны вынести из зала суда необходимость обретать новый паттерн – не молчать, не соглашаться, не принимать такие правила. Потому что за резонансным процессом, всколыхнувшим всю страну, сокрыты сотни других подобных «событий» – не столь громких, но от того не менее трагичных, ведь за каждым из них стоит чья-то покалеченная судьба, здоровье, жизнь, чьё-то горе и невосполнимые потери. Я приведу статистику, она достаточно распространена, но я сделаю это ещё раз. У нас не менее 80 убитых женщин в год. 300 заявлений о домашнем насилии в полицию в день. А сколько тех, кто побоялся обратиться в полицию из-за неверия в правосудие или стыда перед родными? А теперь менее распространённое, о чем мало кто задумывается: чем больше насилия в адрес женщин, тем выше общий уровень насилия в стране.
Если где-то насилие и агрессия допускаются по отношению к женщинам – значит, здесь допустимо, чтобы все угнетали всех. И это не какая-то порицаемая штука, а вовсе даже конвейерная, мы, сами того не замечая, обслуживаем эту ленту, чтобы она не останавливалась.
Очень надеюсь, что новый Закон о криминализации бытового насилия существенно изменит картину со стороны государства. Но процесс по делу Бишимбаева громко обращается ко всем нам: остановить это – и в зоне нашей личной ответственности тоже.
В обсуждении процесса в Сети, на фоне тотальной поддержки в адрес Салтанат и её семьи, встречаются и такие сообщения: «Женщины, послушайте, вы сами виноваты, не умеете общаться с мужчинами. Нужно всегда хвалить мужчину и уважать, что-то ему подарить, обхитрить… А не строить из себя жертву. Тогда он не будет бить, будьте умнее». Ещё один продукт системы, где в связке «мой начальник – я его подчиненный – а это моя собственная жена» он видит прямую связь между тем, как в большом мужском мире он преклоняется перед теми, кто сильнее его, и как потом по возвращении домой он должен взять реванш с помощью зависимой от него и заискивающей перед ним жены. Его рабочая модель – где все стоят на коленях, и где на любой ступеньке социальной лестницы (в разрезе наличия или отсутствия каких-либо привилегий) слабый безоговорочно подчинён сильному.
Суд над Бишимбаевым нос к носу поставил нас перед необходимостью решать – а действительно ли нам подходит такая модель?
В эти дни, когда внимание всей страны приковано к экранам, я шла мимо ларьков с хозяйственными товарами и увидела за прилавком женщину средних лет, она смотрела процесс в телефоне и плакала. К ней обратился кто-то из покупателей с вопросом: «Сколько стоит?». Она подняла от телефона свои зарёванные глаза и сдавленным голосом сказала: «Извините, я сейчас не могу…». Без сомнения, она плакала о Салтанат. Но в её слезах было больше, чем сострадание к этой бедной девочке, чья жизнь оборвалась так рано, и к её родным, которые будут теперь безутешны до конца своих дней. Она плакала и о себе тоже, о каком-то своём невысказанном горе, возможно, о своих детях, для которых она, конечно же, хотела бы благополучной, справедливой и безопасной страны. Где нельзя убить человека, даже если он не согласен «обхитрить и похвалить».
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Я об этой истории узнала недавно в Алматы на шүкір тамақ, устроенном в Aurora Space Асель Татишевой, чтобы отпраздновать подписание закона о криминализации бытового насилия. Адвокатка Алия Омарова рассказала моей сестре, а та - мне. К слову, Омарова параллельно работала на трех делах - Салтанат, Улпан, Элины. Огромная нагрузка.
Сердце сжимается за сегодняшних молодых женщин, которые, помимо прочего, должны опасаться и того, что их напиток будет спайкнут в баре, стоит только отвлечься. Недаром таких, как Кенжегулов, по-английски называют predator - хищник.
https://t.me/titstalking/766
Сердце сжимается за сегодняшних молодых женщин, которые, помимо прочего, должны опасаться и того, что их напиток будет спайкнут в баре, стоит только отвлечься. Недаром таких, как Кенжегулов, по-английски называют predator - хищник.
https://t.me/titstalking/766
Telegram
Tits talking
Я сегодня утром ходила на оглашение решения по делу Элины. Наверняка вы слышали о нем или видели видеообращение девушки, которое она была вынуждена сделать в ответ на бездействие полиции.
И вот, наконец, спустя более чем год борьбы Элины, ее адвокатки Алии…
И вот, наконец, спустя более чем год борьбы Элины, ее адвокатки Алии…
Это фото с шукир тамак на память. Гражданскому обществу надо отмечать свои достижения. А то и совсем рехнуться можно в потоке плохих новостей. Спасибо Асель и Дине, что сделали это собрание возможным.
Меня порадовало, как по ходу процесса мой брат сменил свое отношение от «ну не может быть, чтобы мужчина, который занимал такое положение, получил хорошее образование, умеет складно говорить, был настолько монстром, мои друзья не бьют жен» до «страшно растить дочерей в этом обществе, надо, чтобы работал закон, защищающий женщин, а мужчины меняли свое отношение не только к физическому, но и психологическому насилию».
Вообще кузен из очень интеллигентной семьи, оф корс, но тет-а-тет мы с ним по детской привычке разговариваем на смеси из шуток, веселого мата и районовского жаргона, это у нас вызывает релиз эндорфинов. Поэтому я его цитирую не дословно.
Вообще кузен из очень интеллигентной семьи, оф корс, но тет-а-тет мы с ним по детской привычке разговариваем на смеси из шуток, веселого мата и районовского жаргона, это у нас вызывает релиз эндорфинов. Поэтому я его цитирую не дословно.
Forwarded from PROTENGE
«Спасибо коллегам и читателям ProTenge за невероятную поддержку, утром было страшно открывать соцсети, повсюду моя фамилия.
Если вы не знали, то я тот самый человек, который создал и более четырех лет вел ProTenge и вчера вечером меня в буквальном смысле догнала полиция во время пробежки, чтобы сообщить мне об административном деле по поводу январской публикации в Телеграм.
Полагаю, чтобы понять, где я нахожусь прямо сейчас - использовали технические возможности. Более того, специально для меня вызвали комфортную патрульную машину. В ОВД меня встречал замначальника, а потом пришли знакомиться целый подполковник и бонусом майор. Предложили чай, кофе… и плюс согласиться с выписанным административным штрафом. Описали преимущества такого развития событий - платить придется всего 50 процентов от предъявленного!
При этом начиная от участкового (бежавшего за мной), заканчивая подполковником (предлагавшим согласиться со статьей) - сотрудники полиции всё время говорили по телефону, объясняя кому то на том конце провода - на какой стадии процесса мы все находимся.
За 20 лет работы в журналистике не видела, чтобы такие ресурсы задействовали ради ОДНОГО административного протокола. И здесь у меня два предположения, отчего за мной бежали аж на Терренкуре.
Первое: полиция Алматы все адмдела отрабатывает по самым высоким стандартам. Второе: это был персональный подход ко мне, как журналисту.
Если серьезно полиция могла сэкономить кучу времени, можно было просто написать сообщение в ватсап, назначив время и место, и я бы пришло со своим адвокатом, чтобы ознакомиться с документами. Не пришлось бы использовать технические возможности, чтобы понять, где я бегаю по вечерам.
Что за административное дело из-за которого столько шуму?
Тут надо выразить благодарность Министерству информации, которое обратилось в полицию по поводу поста в Телеграм от 30 января, в поддержку коллег “Азаттыка”. Речь шла об аккредитации на работу, о причинах и почему важно выразить поддержку медиа, где сейчас работает одна из лучших расследовательских команд.
В Мининформе сочли, что пост, направленный на поддержку коллег - “создает опасность нарушения общественного порядка, или причинение существенного вреда правам и законным интересам граждан или организаций…”.
Пост в доступе, вы можете его прочитать и сами сделать выводы о том, насколько он “опасен”.
При этом обращение в полицию от Министерства информации поступило не только на меня, как основательницу ProTenge, но и на… Асхата Ниязова. Ему предъявили за репост нашего поста.
Признаюсь, никогда не питала иллюзий насчет нашего Министерства, неважно кто во главе - Абаев или Балаева, но эта ситуация в общем-то отлично характеризует это ведомство. Теперь вы больше понимаете про “логику” их работы.
И у меня, и у Асхата впереди административные суды - у нас хорошая юридическая поддержка. Коллеги - журналисты постоянно с нами на связи, как и правозащитники.
Но с учетом содержания поста, у меня бооольшие вопросы к этой ситуации, на которую государство бросило столько ресурсов. Что это? Болезненная реакция на консолидацию журналистов в кризисной ситуации или “награда” за четыре года нашей работы на ProTenge?
Ну, и напоследок, я всерьез думала приостановить проект ProTenge, об этом уже знали партнеры, друзья, коллеги. После четырех лет работы, и более 3 тысяч публикаций, мне нужно было снизить темпы работы, чтобы выдохнуть. Наши читатели наверняка заметили это. Меня больше месяца не было в стране, когда позвонил Асхат с “добрыми вестями”. Пришлось вернуться.
Так что спасибо Министерству информации за мотивацию делать ProTenge дальше».
Джамиля Маричева, журналист и основатель ProTenge
Если вы не знали, то я тот самый человек, который создал и более четырех лет вел ProTenge и вчера вечером меня в буквальном смысле догнала полиция во время пробежки, чтобы сообщить мне об административном деле по поводу январской публикации в Телеграм.
Полагаю, чтобы понять, где я нахожусь прямо сейчас - использовали технические возможности. Более того, специально для меня вызвали комфортную патрульную машину. В ОВД меня встречал замначальника, а потом пришли знакомиться целый подполковник и бонусом майор. Предложили чай, кофе… и плюс согласиться с выписанным административным штрафом. Описали преимущества такого развития событий - платить придется всего 50 процентов от предъявленного!
При этом начиная от участкового (бежавшего за мной), заканчивая подполковником (предлагавшим согласиться со статьей) - сотрудники полиции всё время говорили по телефону, объясняя кому то на том конце провода - на какой стадии процесса мы все находимся.
За 20 лет работы в журналистике не видела, чтобы такие ресурсы задействовали ради ОДНОГО административного протокола. И здесь у меня два предположения, отчего за мной бежали аж на Терренкуре.
Первое: полиция Алматы все адмдела отрабатывает по самым высоким стандартам. Второе: это был персональный подход ко мне, как журналисту.
Если серьезно полиция могла сэкономить кучу времени, можно было просто написать сообщение в ватсап, назначив время и место, и я бы пришло со своим адвокатом, чтобы ознакомиться с документами. Не пришлось бы использовать технические возможности, чтобы понять, где я бегаю по вечерам.
Что за административное дело из-за которого столько шуму?
Тут надо выразить благодарность Министерству информации, которое обратилось в полицию по поводу поста в Телеграм от 30 января, в поддержку коллег “Азаттыка”. Речь шла об аккредитации на работу, о причинах и почему важно выразить поддержку медиа, где сейчас работает одна из лучших расследовательских команд.
В Мининформе сочли, что пост, направленный на поддержку коллег - “создает опасность нарушения общественного порядка, или причинение существенного вреда правам и законным интересам граждан или организаций…”.
Пост в доступе, вы можете его прочитать и сами сделать выводы о том, насколько он “опасен”.
При этом обращение в полицию от Министерства информации поступило не только на меня, как основательницу ProTenge, но и на… Асхата Ниязова. Ему предъявили за репост нашего поста.
Признаюсь, никогда не питала иллюзий насчет нашего Министерства, неважно кто во главе - Абаев или Балаева, но эта ситуация в общем-то отлично характеризует это ведомство. Теперь вы больше понимаете про “логику” их работы.
И у меня, и у Асхата впереди административные суды - у нас хорошая юридическая поддержка. Коллеги - журналисты постоянно с нами на связи, как и правозащитники.
Но с учетом содержания поста, у меня бооольшие вопросы к этой ситуации, на которую государство бросило столько ресурсов. Что это? Болезненная реакция на консолидацию журналистов в кризисной ситуации или “награда” за четыре года нашей работы на ProTenge?
Ну, и напоследок, я всерьез думала приостановить проект ProTenge, об этом уже знали партнеры, друзья, коллеги. После четырех лет работы, и более 3 тысяч публикаций, мне нужно было снизить темпы работы, чтобы выдохнуть. Наши читатели наверняка заметили это. Меня больше месяца не было в стране, когда позвонил Асхат с “добрыми вестями”. Пришлось вернуться.
Так что спасибо Министерству информации за мотивацию делать ProTenge дальше».
Джамиля Маричева, журналист и основатель ProTenge