10 стихотворений Леонарда Коэна, которые определяют его как лирика
Все песни Леонарда Коэна — это стихи, но не все стихи Леонарда Коэна — это песни. В начале своей карьеры артист никогда не планировал стать музыкантом. Он хотел быть писателем, изучал английский язык, вращался в литературных кругах и уезжал на отдаленные греческие острова, чтобы писать сборники стихов и романы. На протяжении своей карьеры некоторые из этих стихов позже были положены на музыку, превратившись в тексты песен. Но даже те, которые не были положены на музыку, являются прекрасными примерами того, каким музыкантом он был, и очевидно, что его лирика оказала на него глубокое влияние.
Тексты песен всегда были самым важным в музыкальном мире Коэна. Музыкант даже признался, что никогда не считал себя хорошим певцом, шутя о том, как его голос стал глубже и хриплее благодаря «50 000 сигарет и нескольким бассейнам виски». Но он всегда знал, что может хорошо написать песню, просто потому что не отпускал её, пока она не становилась песней.
«Знакомство с моим отцом (среди многих других чудес) заключалось в том, что я знал человека, у которого повсюду были разбросаны бумаги, блокноты и салфетки для коктейлей — на каждой из них был изысканный почерк», — сказал его сын, Адам Коэн. Коэн был известен как настоящий перфекционист, который перерабатывал и переделывал свои произведения, иногда годами, прежде чем показать их публике. Каждое слово должно было быть идеальным, поскольку каждая песня начиналась как стихотворение, и строфы переписывались снова и снова, пока не становились правильными.
Таким образом, лиризм и поэзия Коэна совершенно неразделимы. В его текстах проявляется лиризм, поскольку одни и те же общие темы вплетаются в произведение, а его уникальный язык, сочетающий в себе возвышенные чувства с простым языком, демонстрируется во всей красе. В этих десяти произведениях Коэн, музыкант, и Коэн, поэт, находятся в идеальной гармонии.
Все песни Леонарда Коэна — это стихи, но не все стихи Леонарда Коэна — это песни. В начале своей карьеры артист никогда не планировал стать музыкантом. Он хотел быть писателем, изучал английский язык, вращался в литературных кругах и уезжал на отдаленные греческие острова, чтобы писать сборники стихов и романы. На протяжении своей карьеры некоторые из этих стихов позже были положены на музыку, превратившись в тексты песен. Но даже те, которые не были положены на музыку, являются прекрасными примерами того, каким музыкантом он был, и очевидно, что его лирика оказала на него глубокое влияние.
Тексты песен всегда были самым важным в музыкальном мире Коэна. Музыкант даже признался, что никогда не считал себя хорошим певцом, шутя о том, как его голос стал глубже и хриплее благодаря «50 000 сигарет и нескольким бассейнам виски». Но он всегда знал, что может хорошо написать песню, просто потому что не отпускал её, пока она не становилась песней.
«Знакомство с моим отцом (среди многих других чудес) заключалось в том, что я знал человека, у которого повсюду были разбросаны бумаги, блокноты и салфетки для коктейлей — на каждой из них был изысканный почерк», — сказал его сын, Адам Коэн. Коэн был известен как настоящий перфекционист, который перерабатывал и переделывал свои произведения, иногда годами, прежде чем показать их публике. Каждое слово должно было быть идеальным, поскольку каждая песня начиналась как стихотворение, и строфы переписывались снова и снова, пока не становились правильными.
Таким образом, лиризм и поэзия Коэна совершенно неразделимы. В его текстах проявляется лиризм, поскольку одни и те же общие темы вплетаются в произведение, а его уникальный язык, сочетающий в себе возвышенные чувства с простым языком, демонстрируется во всей красе. В этих десяти произведениях Коэн, музыкант, и Коэн, поэт, находятся в идеальной гармонии.
«В ожидании Марианны»
В своем сборнике 1964 года «Цветок для Гитлера» Коэн описывает свою жизнь на переломном этапе. Через три года он вернется в Америку, чтобы полностью посвятить себя музыке. Но сейчас он наслаждался жизнью на греческом острове Гидра, будучи всего лишь писателем и любовником.
Очевидно, Марианна — ключевая фигура в музыке Коэна. Как источник вдохновения для песни «Прощай, Марианна», Марианна Илен стала музой для большей части его творчества. Это стихотворение кажется предысторией к горько-сладкой прощальной песне, которую он позже напишет здесь. Здесь мы видим Коэна влюбленным и тоскующим, но в его типичном стиле. Как он мастерски делает это во всех своих произведениях, он сочетает громкие, величественные заявления с непринужденными комментариями, создавая поразительное любовное стихотворение, но без излишней вычурности, обычно присущей подобным произведениям. «Я потерял телефон, / в котором остался твой запах, — начинает он, заканчивая чувством несбывшейся мечты, — и если ты не вернешься, / как ты позвонишь, чтобы сказать, / что ты не вернешься, / чтобы я хотя бы мог поспорить»
В своем сборнике 1964 года «Цветок для Гитлера» Коэн описывает свою жизнь на переломном этапе. Через три года он вернется в Америку, чтобы полностью посвятить себя музыке. Но сейчас он наслаждался жизнью на греческом острове Гидра, будучи всего лишь писателем и любовником.
Очевидно, Марианна — ключевая фигура в музыке Коэна. Как источник вдохновения для песни «Прощай, Марианна», Марианна Илен стала музой для большей части его творчества. Это стихотворение кажется предысторией к горько-сладкой прощальной песне, которую он позже напишет здесь. Здесь мы видим Коэна влюбленным и тоскующим, но в его типичном стиле. Как он мастерски делает это во всех своих произведениях, он сочетает громкие, величественные заявления с непринужденными комментариями, создавая поразительное любовное стихотворение, но без излишней вычурности, обычно присущей подобным произведениям. «Я потерял телефон, / в котором остался твой запах, — начинает он, заканчивая чувством несбывшейся мечты, — и если ты не вернешься, / как ты позвонишь, чтобы сказать, / что ты не вернешься, / чтобы я хотя бы мог поспорить»
«Сладчайшая песенка»
Две строчки, и всё; «Ты иди своим путём / Я тоже пойду твоим путём».
Удивительно, что Коэн, человек, никогда не отличавшийся лаконичностью, годами перерабатывавший и редактировавший свои произведения, убеждаясь в совершенстве каждого слова, написал что-то настолько простое. Это доказательство того, что даже для мастеров поэзии и песен иногда немногое значит очень много, ведь эти две строчки несут в себе столько эмоций. Это трогательно и тяжело, полно чистой любви и романтики, но даже с лёгким оттенком грусти, в зависимости от того, как вы хотите интерпретировать эту преданность.
Возможно, даже больше, чем его масштабные поэтические одиссеи, «Сладчайшая маленькая песенка» — это лучшее проявление таланта и мастерства Коэна. Он знал, когда остановиться, и понимал, что этим словам больше ничего не нужно.
Две строчки, и всё; «Ты иди своим путём / Я тоже пойду твоим путём».
Удивительно, что Коэн, человек, никогда не отличавшийся лаконичностью, годами перерабатывавший и редактировавший свои произведения, убеждаясь в совершенстве каждого слова, написал что-то настолько простое. Это доказательство того, что даже для мастеров поэзии и песен иногда немногое значит очень много, ведь эти две строчки несут в себе столько эмоций. Это трогательно и тяжело, полно чистой любви и романтики, но даже с лёгким оттенком грусти, в зависимости от того, как вы хотите интерпретировать эту преданность.
Возможно, даже больше, чем его масштабные поэтические одиссеи, «Сладчайшая маленькая песенка» — это лучшее проявление таланта и мастерства Коэна. Он знал, когда остановиться, и понимал, что этим словам больше ничего не нужно.
«Дни доброты»
Если альбом «Цветы для Гитлера» запечатлел Коэна до событий, то «Странная музыка» — это то, что произошло после, объединив десятилетия его творчества в одном месте для полной ретроспективы. Помимо обзора ключевых стихотворений за всю его карьеру, когда он уже зарекомендовал себя как один из самых любимых и интересных лириков, альбом также включал в себя несколько глубоко откровенных неопубликованных произведений.
«Дни доброты» — одно из них, написанное в 1985 году. В стихотворении Коэн размышляет о времени, проведенном на Гидре, и спустя десятилетия пытается осмыслить свое решение покинуть остров. Простая сцена, в которой он возвращается на остров и сидит у воды, — еще один яркий пример прямолинейности Коэна, которая несет в себе огромный эмоциональный вес, когда он затрагивает темы амбиций, любви, потерь и эгоизма. Вновь Марианна Илен предстает перед нами в этом стихотворении, которое почти кажется извинением: «Я не забыл / Это живет в моей душе / Марианна и ребенок / Дни доброты», надеясь, что они тоже будут вспоминать об этом с теплотой, и в заключение: «Я молюсь, чтобы эта любящая память / сохранилась и для них / драгоценных, которых я сверг / ради образования в этом мире»
Если альбом «Цветы для Гитлера» запечатлел Коэна до событий, то «Странная музыка» — это то, что произошло после, объединив десятилетия его творчества в одном месте для полной ретроспективы. Помимо обзора ключевых стихотворений за всю его карьеру, когда он уже зарекомендовал себя как один из самых любимых и интересных лириков, альбом также включал в себя несколько глубоко откровенных неопубликованных произведений.
«Дни доброты» — одно из них, написанное в 1985 году. В стихотворении Коэн размышляет о времени, проведенном на Гидре, и спустя десятилетия пытается осмыслить свое решение покинуть остров. Простая сцена, в которой он возвращается на остров и сидит у воды, — еще один яркий пример прямолинейности Коэна, которая несет в себе огромный эмоциональный вес, когда он затрагивает темы амбиций, любви, потерь и эгоизма. Вновь Марианна Илен предстает перед нами в этом стихотворении, которое почти кажется извинением: «Я не забыл / Это живет в моей душе / Марианна и ребенок / Дни доброты», надеясь, что они тоже будут вспоминать об этом с теплотой, и в заключение: «Я молюсь, чтобы эта любящая память / сохранилась и для них / драгоценных, которых я сверг / ради образования в этом мире»
The war was lost
The treaty signed
I was not caught
I crossed the line
I was not caught
Though many tried
I live among you
Well-disguised
I had to leave
My life behind
I dug some graves
You'll never find
The story's told
With facts and lies
I had a name
But never mind
Never mind
Never mind
The war was lost
The treaty signed
There's truth that lives
And truth that dies
I don't know which
So never mind
(...السلام و السلام)
Your victory
Was so complete
Some among you
Thought to keep
A record of
Our little lives
The clothes we wore
Our spoons our knives
The games of luck
Our soldiers played
The stones we cut
The songs we made
Our law of peace
Which understands
A husband leads
A wife commands
And all of these
Expressions of the
Sweet indifference
Some called love
The high indifference
Some call fate
But we had names
More intimate
Names so deep
And names so true
They're blood to me
They're dust to you
There is no need
And this survives
There's Truth that lives
And Truth that dies
Never mind
Never mind
I live the life
I left behind
There's truth that lives
And truth that dies
I don't know which
So never mind
(...السلام و السلام)
I could not kill
The way you kill
I could not hate
I tried, I failed
You turned me in
At least you tried
You side with them whom
You despise
This was your heart
This swarm of flies
This was once your mouth
This bowl of lies
You serve them well
I'm not surprised
You're of their kin
You're of their kind
Never mind
Never mind
I had to leave my
Life behind
The story's told
With facts and lies
You own the world
So never mind
Never mind
Never mind
I live the life
I left behind
I live it full
I live it wide
Through layers of time
You can't divide
My woman's here
My children too
Their graves are safe
From ghosts like you
In places deep
With roots entwined
I live the life
I left behind
السلام و السلام
The war was lost
The treaty signed
I was not caught
Across the line
I was not caught
Tho many tried
I live among you
Well-disguised
{No man can see
The vast design
Or who will be
Last of his kind}
The treaty signed
I was not caught
I crossed the line
I was not caught
Though many tried
I live among you
Well-disguised
I had to leave
My life behind
I dug some graves
You'll never find
The story's told
With facts and lies
I had a name
But never mind
Never mind
Never mind
The war was lost
The treaty signed
There's truth that lives
And truth that dies
I don't know which
So never mind
(...السلام و السلام)
Your victory
Was so complete
Some among you
Thought to keep
A record of
Our little lives
The clothes we wore
Our spoons our knives
The games of luck
Our soldiers played
The stones we cut
The songs we made
Our law of peace
Which understands
A husband leads
A wife commands
And all of these
Expressions of the
Sweet indifference
Some called love
The high indifference
Some call fate
But we had names
More intimate
Names so deep
And names so true
They're blood to me
They're dust to you
There is no need
And this survives
There's Truth that lives
And Truth that dies
Never mind
Never mind
I live the life
I left behind
There's truth that lives
And truth that dies
I don't know which
So never mind
(...السلام و السلام)
I could not kill
The way you kill
I could not hate
I tried, I failed
You turned me in
At least you tried
You side with them whom
You despise
This was your heart
This swarm of flies
This was once your mouth
This bowl of lies
You serve them well
I'm not surprised
You're of their kin
You're of their kind
Never mind
Never mind
I had to leave my
Life behind
The story's told
With facts and lies
You own the world
So never mind
Never mind
Never mind
I live the life
I left behind
I live it full
I live it wide
Through layers of time
You can't divide
My woman's here
My children too
Their graves are safe
From ghosts like you
In places deep
With roots entwined
I live the life
I left behind
السلام و السلام
The war was lost
The treaty signed
I was not caught
Across the line
I was not caught
Tho many tried
I live among you
Well-disguised
{No man can see
The vast design
Or who will be
Last of his kind}
«Под моими руками»
В 1977 году Леонард Коэн закрепил свою репутацию ловеласа альбомом «Смерть дамского угодника», но на самом деле его склонность к соблазнению была определена с самого начала. Некоторые темы постоянно повторяются как важные элементы творчества и лирики артиста; духовность — одна из них, но секс и романтика, безусловно, тоже, поскольку Коэн создал свой собственный язык для описания акта любви.
«Под моими руками» — прекрасный тому пример. Впервые опубликованное в 1961 году во втором его сборнике «The Spice-Box Of Earth». Из всех его стихотворений это больше склоняется к традиционному стилю, заимствуя элементы из классической любовной поэзии для создания глубоко романтической атмосферы. Описывая словами тело своей возлюбленной, он пытается доказать ей, насколько она прекрасна, и его стихотворение стремится соответствовать ей. «Когда ты зовешь меня к себе, / чтобы сказать, / что твое тело некрасиво, / я хочу, чтобы мое тело и руки, / были прудами, /в которые ты будешь смотреться и смеяться», — пишет он, превращая свое искусство в потрясающее отражение другого человека
В 1977 году Леонард Коэн закрепил свою репутацию ловеласа альбомом «Смерть дамского угодника», но на самом деле его склонность к соблазнению была определена с самого начала. Некоторые темы постоянно повторяются как важные элементы творчества и лирики артиста; духовность — одна из них, но секс и романтика, безусловно, тоже, поскольку Коэн создал свой собственный язык для описания акта любви.
«Под моими руками» — прекрасный тому пример. Впервые опубликованное в 1961 году во втором его сборнике «The Spice-Box Of Earth». Из всех его стихотворений это больше склоняется к традиционному стилю, заимствуя элементы из классической любовной поэзии для создания глубоко романтической атмосферы. Описывая словами тело своей возлюбленной, он пытается доказать ей, насколько она прекрасна, и его стихотворение стремится соответствовать ей. «Когда ты зовешь меня к себе, / чтобы сказать, / что твое тело некрасиво, / я хочу, чтобы мое тело и руки, / были прудами, /в которые ты будешь смотреться и смеяться», — пишет он, превращая свое искусство в потрясающее отражение другого человека
«Тысячи»
Еще одним важным аспектом карьеры Коэна был постоянный комментарий его искусства к самому искусству. Он никогда не стеснялся рассматривать форму или созидание в том, что создавал, часто используя свою музыку или поэзию для размышлений о процессе или роли писателя. Его лирика регулярно становилась довольно метафоричной, когда он писал о самом акте написания песен или стихов. «Башня песен» — яркий тому пример, где Коэн, обсуждая свою позицию работающего автора песен, поет: «Я просто каждый день плачу за аренду в Башне песен».
Для него написание песен, да и вообще любое писательство, было навыком и работой. «Если тебе суждено быть этим тружеником, называемым писателем, ты знаешь, что должен ходить на работу каждый день, но ты также знаешь, что не будешь получать это каждый день», — говорил он о своем процессе, признавая, что писательство требует как преданности, так и вдохновения, и иногда эти два качества не хотят сосуществовать в тот или иной день. Стихотворение «Тысячи» явно было написано в неудачный день, поскольку автор, с присущим ему остроумием и юмором, написал: «Из тысяч / известных / или желающих быть известными / как поэты, / может быть, один или два / настоящие / а остальные - самозванцы», добавив: «Излишне говорить, / что я один из самозванцев».
Еще одним важным аспектом карьеры Коэна был постоянный комментарий его искусства к самому искусству. Он никогда не стеснялся рассматривать форму или созидание в том, что создавал, часто используя свою музыку или поэзию для размышлений о процессе или роли писателя. Его лирика регулярно становилась довольно метафоричной, когда он писал о самом акте написания песен или стихов. «Башня песен» — яркий тому пример, где Коэн, обсуждая свою позицию работающего автора песен, поет: «Я просто каждый день плачу за аренду в Башне песен».
Для него написание песен, да и вообще любое писательство, было навыком и работой. «Если тебе суждено быть этим тружеником, называемым писателем, ты знаешь, что должен ходить на работу каждый день, но ты также знаешь, что не будешь получать это каждый день», — говорил он о своем процессе, признавая, что писательство требует как преданности, так и вдохновения, и иногда эти два качества не хотят сосуществовать в тот или иной день. Стихотворение «Тысячи» явно было написано в неудачный день, поскольку автор, с присущим ему остроумием и юмором, написал: «Из тысяч / известных / или желающих быть известными / как поэты, / может быть, один или два / настоящие / а остальные - самозванцы», добавив: «Излишне говорить, / что я один из самозванцев».
«Новости, которые ты действительно ненавидишь»
Независимо от того, что писал Коэн, страсть и эмоции глубоко пронизывали каждое слово. В его творчестве не было полумер, а это значит, что песни о любви и преданности — одни из самых нежных, в то время как песни, пронизанные цинизмом и презрением, часто бывают чрезмерно резкими. Если рассматривать его поэзию и музыку в целом, то этот диапазон эмоций становится очевидным: строки, передающие нечто подобное, исполняются с нежной преданностью, безразличием и гневом.
Отличный пример этому — «Новости, которые ты действительно ненавидишь». Это не столько стихотворение, сколько два абзаца, наполненные ненавистью, о безымянном нападавшем. Коэн не стесняется критиковать ложь своего героя. «Ты, чертова шлюха, — пишет он, — я думал, что ты действительно интересуешься музыкой. Я думал, что у тебя немного печальное сердце». Сравните это с одной из самых известных песен Коэна, «Аллилуйя», и вы увидите сходство в тематике, но различия в языке очевидны, поскольку он говорит: «Вам, похоже, музыка не очень-то интересна, не так ли?»
Независимо от того, что писал Коэн, страсть и эмоции глубоко пронизывали каждое слово. В его творчестве не было полумер, а это значит, что песни о любви и преданности — одни из самых нежных, в то время как песни, пронизанные цинизмом и презрением, часто бывают чрезмерно резкими. Если рассматривать его поэзию и музыку в целом, то этот диапазон эмоций становится очевидным: строки, передающие нечто подобное, исполняются с нежной преданностью, безразличием и гневом.
Отличный пример этому — «Новости, которые ты действительно ненавидишь». Это не столько стихотворение, сколько два абзаца, наполненные ненавистью, о безымянном нападавшем. Коэн не стесняется критиковать ложь своего героя. «Ты, чертова шлюха, — пишет он, — я думал, что ты действительно интересуешься музыкой. Я думал, что у тебя немного печальное сердце». Сравните это с одной из самых известных песен Коэна, «Аллилуйя», и вы увидите сходство в тематике, но различия в языке очевидны, поскольку он говорит: «Вам, похоже, музыка не очень-то интересна, не так ли?»
«Слушай колибри»
Сэмюэл Беккет однажды сказал: «Каждое слово — как ненужное пятно на тишине и небытии». Это интересная цитата писателя, но она порождает еще более интересный вопрос: может ли искусство когда-либо передать что-то более прекрасное, чем то, что существует в природе? Если все искусство вдохновлено тем, что существует в мире природы, почему бы нам не обратиться к его источнику? Коэн намекает на нечто подобное в своем стихотворении «Слушай колибри», которое оставляет после себя в его дискографии и творчестве мрачную и довольно пронзительную мысль.
«Слушай колибри» — заключительная песня на последнем студийном альбоме Коэна «Thanks for the Dance». Его сын, Адам Коэн, выступил продюсером и записал вокал для финального трека во время одного из последних публичных выступлений своего отца. Когда Коэн давал интервью в поддержку альбома «You Want It Darker?», он нашел время, чтобы прочитать стихотворение, написанное им накануне вечером, и подарил миру «Слушай колибри». В заключительной строке он высмеивает странную природу самого искусства, письменного слова и музыки, которым Коэн посвятил свою жизнь, говоря: «Слушайте колибри, а не меня».
Сэмюэл Беккет однажды сказал: «Каждое слово — как ненужное пятно на тишине и небытии». Это интересная цитата писателя, но она порождает еще более интересный вопрос: может ли искусство когда-либо передать что-то более прекрасное, чем то, что существует в природе? Если все искусство вдохновлено тем, что существует в мире природы, почему бы нам не обратиться к его источнику? Коэн намекает на нечто подобное в своем стихотворении «Слушай колибри», которое оставляет после себя в его дискографии и творчестве мрачную и довольно пронзительную мысль.
«Слушай колибри» — заключительная песня на последнем студийном альбоме Коэна «Thanks for the Dance». Его сын, Адам Коэн, выступил продюсером и записал вокал для финального трека во время одного из последних публичных выступлений своего отца. Когда Коэн давал интервью в поддержку альбома «You Want It Darker?», он нашел время, чтобы прочитать стихотворение, написанное им накануне вечером, и подарил миру «Слушай колибри». В заключительной строке он высмеивает странную природу самого искусства, письменного слова и музыки, которым Коэн посвятил свою жизнь, говоря: «Слушайте колибри, а не меня».
«Тысяча поцелуев в глубину»
Любовь остается универсальным состоянием бытия как в своем существовании, так и в своей неуловимости. Многие писатели, поэты и музыканты пытались определить любовь, но мы так и не приблизились к ее пониманию. «Ты поймешь, когда поймешь» — вот что мы имеем, и она существует на том же спектре, что и начало времен и то, что происходит после нашей смерти; все определенно, но ничто не понятно. Тем не менее, Леонард Коэн исследовал это чувство и все его формы на протяжении всего своего творчества, и как его мистицизм, так и наша неизбежная капитуляция перед ним освещены в «Тысяче поцелуев в глубину».
В этом произведении он, кажется, признает предел любви, если она вызвана только физическим влечением, одновременно признавая, что бывают моменты, когда имеет смысл поддаться любви. «Я добрался до носовой палубы, благословил остатки нашего флота, а затем согласился быть уничтоженным, оставив после себя тысячу поцелуев в глубину», — пишет он. В его словах чувствуется безнадежность, он с радостью погружается в неизбежность любви, разбитого сердца и всего, что между ними.
Любовь остается универсальным состоянием бытия как в своем существовании, так и в своей неуловимости. Многие писатели, поэты и музыканты пытались определить любовь, но мы так и не приблизились к ее пониманию. «Ты поймешь, когда поймешь» — вот что мы имеем, и она существует на том же спектре, что и начало времен и то, что происходит после нашей смерти; все определенно, но ничто не понятно. Тем не менее, Леонард Коэн исследовал это чувство и все его формы на протяжении всего своего творчества, и как его мистицизм, так и наша неизбежная капитуляция перед ним освещены в «Тысяче поцелуев в глубину».
В этом произведении он, кажется, признает предел любви, если она вызвана только физическим влечением, одновременно признавая, что бывают моменты, когда имеет смысл поддаться любви. «Я добрался до носовой палубы, благословил остатки нашего флота, а затем согласился быть уничтоженным, оставив после себя тысячу поцелуев в глубину», — пишет он. В его словах чувствуется безнадежность, он с радостью погружается в неизбежность любви, разбитого сердца и всего, что между ними.