Forwarded from Бочарик (ага, тот самый)
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from БЛОКНОТ ФИЛОСОФА
#философскийраспорядок
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
❤1
Forwarded from LeGrandHamster
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Юмористическое видео, нейрокавер на песню "Матушка-Земля", но про рептилоидов и русичей. Случайное такое сочетание двух прожектов: картинок на карточки с русичами и записанной мной с целью повеселиться перепевки "Матушки". Пепеобразная лягушка должна была исполнять роль главного рептилоида, но чёт не срослось.
PS хотел, само собой, все картинки оживить, но Миджорни дерёт за это такое количество токенов, что решил ну его, для прикола излишне расточительно. Лучше больше гиперборейских пейзажей нарисуем.
PS хотел, само собой, все картинки оживить, но Миджорни дерёт за это такое количество токенов, что решил ну его, для прикола излишне расточительно. Лучше больше гиперборейских пейзажей нарисуем.
Forwarded from pole.media
Ни ночи, ни дня
Джонатан Крэри в книге «24/7. Поздний капитализм и цели сна» описывает такой проект: в 1990-х некий российско-европейский консорциум разрабатывал эксперимент по запуску на орбиту спутников-зеркал, чья задача состояла в точечном отражении солнечного света. Вероятнее всего, речь у Крэри идёт о проекте «Знамя»; его возглавлял Владимир Сыромятников, начинавший карьеру ещё в ОКБ-1 под руководством Королёва.
Идея проекта заключалась в том, чтобы освещать те промышленные предприятия по разработке природных ресурсов, которые находятся в регионах с долгими полярными ночами, и обеспечить круглосуточную работу на открытом воздухе. Эксперимент провалился: помешала облачность и техническое несовершенство спутников.
Но вот что пишет Крэри о протестах, которые вызвал этот проект:
Здесь интересен именно последний аргумент, обнажающий одно из самых острых противоречий, вызванных модерном. Для советского проекта так же, как и для постсоветского/глобального капитализма мир состоит из освоенных территорий и пустот, которые предстоит освоить.
Одной из таких «пустот» или тёмных пятен становится, с точки зрения Крэри, сама ночь (и сон): без стопроцентной видимости и освещённости невозможно никакое производство — ни на благо социалистической родины, ни во имя вечного умножения прибыли. Сон же — неконтролируемое и плохо познаваемое состояние, в котором человек никак не может быть включён ни в рыночный обмен, ни в общее дело строительства коммунизма.
Позиция, которую, по словам Крэри, постулируют гуманитарии, подразумевает, что ночное небо и темнота — неотъемлемое право человека. К такой формулировке тоже есть масса вопросов, но в ней проявлено главное: необходимость «пустоты». Это парадокс, вокруг которого часто вращается современная мысль: чем более очеловеченным становится мир, тем больше страданий он приносит человеку. Пустота, негативность, невидимость — это вещи, без которых жизненный опыт кажется нам неполноценным.
Можно предположить, что это один из источников чувства соластальгии в его изначальном, строго экологическом понимании. Люди, живущие в том или ином месте, воспринимают его природный ландшафт как нечто привычное, но неотъемлемое, в то время как корпорации или государство видят на месте этого ландшафта пустоту, негативность, требующую заполнения. Исход этого конфликт заведомо предрешён и оставляет локальные сообщества и людей наедине с соластальгией — утратой того, что с точки зрения технократов или рыночников вовсе никогда не существовало.
Можно ли сказать, что соластальгия — это онтологический конфликт? Ведь речь идёт о столкновениях двух реальностей: каждый из субъектов продолжает жить в своей, но для одного из них на месте чего-то важного образуется кровоточащая рана.
Что почитать:
1. «24/7. Поздний капитализм и цели сна», Дж. Крэри;
2. «Соластальгия: новый взгляд на здоровье и идентичность», Гленн Альбрехт;
3. О проекте «Знамя» и о других подобных проектах вроде Reflect Orbital.
Джонатан Крэри в книге «24/7. Поздний капитализм и цели сна» описывает такой проект: в 1990-х некий российско-европейский консорциум разрабатывал эксперимент по запуску на орбиту спутников-зеркал, чья задача состояла в точечном отражении солнечного света. Вероятнее всего, речь у Крэри идёт о проекте «Знамя»; его возглавлял Владимир Сыромятников, начинавший карьеру ещё в ОКБ-1 под руководством Королёва.
Идея проекта заключалась в том, чтобы освещать те промышленные предприятия по разработке природных ресурсов, которые находятся в регионах с долгими полярными ночами, и обеспечить круглосуточную работу на открытом воздухе. Эксперимент провалился: помешала облачность и техническое несовершенство спутников.
Но вот что пишет Крэри о протестах, которые вызвал этот проект:
«Астрономов привели в ужас возможные негативные последствия для большей части наземных наблюдений космоса. Ученые и защитники окружающей среды заявили о пагубных физиологических последствиях как для животных, так и для людей, поскольку' отсутствие регулярного чередования ночи и дня нарушит различные метаболические процессы, включая сон. Были также протесты со стороны культурных и гуманитарных групп, утверждавших, что ночное небо — это общее достояние, на доступ к которому имеет право все человечество, и что ночная темнота и звездное небо — одно из базовых прав человека, которое не может аннулировать никакая корпорация».
Здесь интересен именно последний аргумент, обнажающий одно из самых острых противоречий, вызванных модерном. Для советского проекта так же, как и для постсоветского/глобального капитализма мир состоит из освоенных территорий и пустот, которые предстоит освоить.
Одной из таких «пустот» или тёмных пятен становится, с точки зрения Крэри, сама ночь (и сон): без стопроцентной видимости и освещённости невозможно никакое производство — ни на благо социалистической родины, ни во имя вечного умножения прибыли. Сон же — неконтролируемое и плохо познаваемое состояние, в котором человек никак не может быть включён ни в рыночный обмен, ни в общее дело строительства коммунизма.
Позиция, которую, по словам Крэри, постулируют гуманитарии, подразумевает, что ночное небо и темнота — неотъемлемое право человека. К такой формулировке тоже есть масса вопросов, но в ней проявлено главное: необходимость «пустоты». Это парадокс, вокруг которого часто вращается современная мысль: чем более очеловеченным становится мир, тем больше страданий он приносит человеку. Пустота, негативность, невидимость — это вещи, без которых жизненный опыт кажется нам неполноценным.
Можно предположить, что это один из источников чувства соластальгии в его изначальном, строго экологическом понимании. Люди, живущие в том или ином месте, воспринимают его природный ландшафт как нечто привычное, но неотъемлемое, в то время как корпорации или государство видят на месте этого ландшафта пустоту, негативность, требующую заполнения. Исход этого конфликт заведомо предрешён и оставляет локальные сообщества и людей наедине с соластальгией — утратой того, что с точки зрения технократов или рыночников вовсе никогда не существовало.
Можно ли сказать, что соластальгия — это онтологический конфликт? Ведь речь идёт о столкновениях двух реальностей: каждый из субъектов продолжает жить в своей, но для одного из них на месте чего-то важного образуется кровоточащая рана.
Что почитать:
1. «24/7. Поздний капитализм и цели сна», Дж. Крэри;
2. «Соластальгия: новый взгляд на здоровье и идентичность», Гленн Альбрехт;
3. О проекте «Знамя» и о других подобных проектах вроде Reflect Orbital.
❤4🤔1