Слушая с дочерью аудиокнигу "Винни Пух и все-все-все", смог ответить на ряд давно мучавших меня вопросов.
Что мы знаем о Пятачке?
1. Пятачок говорит неестественно высоким голосом, как если бы актриса Ия Савина говорила демонстративно тоненько и это бы потом ещё забуратинили на катушечном магнитофоне.
2. Пятачок надувает синий воздушный шарик, после чего он поднимает медвежонка почти до верхушки дерева.

Триангулируем устройство Пятачка: очевидно, что, вдыхая естественную воздушную смесь при давлении в одну атмосферу, Пятачок выдыхает чистый гелий. Это объясняет и подъёмную силу шара, и характерное повышение голоса: из-за сравнительно меньшей плотности гелия волны распространяются гораздо быстрее, увеличивая скорость и частоту звука.

А я давно говорю, что российским что отъезжантам, что оставантам надо внимательно вглядываться в жизнь Ирана и использовать передовые наработки

Пообщался со знакомой в Тегеране, которая преподает в университете. Она говорит:

"Победа Трампа, скорее, хороша для нас. При демократах Исламская Республика слишком расслабляется. А Трамп может что-нибудь сделать, чтобы свалить этот отвратительный режим".

И она, очевидно, не одинока. Немало людей в Иране сегодня рассуждают примерно так.

@irandezhurniy

Букинистический хит!!!!

Продолжаем исследовать возможности генеративных музыкальных сервисов. Вот ведь бездушная железяка!
https://suno.com/song/d8d82613-bcdc-49c4-b161-dc1135cfd600

В Барселоне продолжается заеболдинская осень
https://suno.com/song/8fc5e782-4e6f-412c-8d9d-8b78f9a3f530

Несгибаемому духу приснопоминаемого Томаса Эндрю Лерера приносит это приношение коллектив автора

Елена Михайлик

«Понимаете, - говорит женщина, -
я слышу ангелов.»
«То есть, вы жалуетесь на…»
«Я не жалуюсь. – поправляет она. –
Это было бы… неблагодарностью.
Я просто их слышу.»

По документам ей шестьдесят пять.
Выглядит моложе, теперь это часто встречается.
Даже у фермеров.
Почему фермеров?
Потому что на правом предплечье –
никаких следов загара,
а на левом есть.
Руль-то справа и те, кто водит сельхозтехнику,
надевают на правую руку чехол.
От рака. От здешнего злого солнца.
Городским водителям тоже стоило бы…
но они редко считают себя инструментом,
который следует содержать в порядке.

«Я бы без них не продержалась. –
чистая речь, без залипаний и слов-паразитов,
законченные предложения. –
Сначала умер муж.
Инсульт. Был младше меня на год.»

Тяжелое плотное горе отбрасывает тень на стену,
на ширму с танцующим журавлем-бролгой,
(много можно увидеть, если смотреть сквозь бролгу)
почти отражается в зеркале.
Очень много горя,
еще больше – возмущения. Как так?
Но видно – это, возможно, фактор, но не первопричина.

«Потом я упала. К счастью, прямо в доме.
Устала, наверное.
Еще засуха. Нам было легче –
израильские технологии, капельный полив.
Но все равно.
А потом… понимаете, мы давно сюда переехали,
а сестра мужа оставалась там.
И где-то через неделю после того, как я упала,
у них началось.»
Женщина чуть поворачивает голову,
кивает на север.

Собственно, не очень важно – куда именно.
Сюда приезжают из большого количества «там»
и всегда есть «там», где творится что-то скверное.
Важно, что жесты такие же четкие, как речь.
И ориентация по сторонам света работает.

«Сестра. Ее дочь. Внуки – трое.
Пять-семь-одиннадцать.
Добрались. Оказались… – женщина вздыхает, –
в безопасном месте.»

Тут тоже не нужно объяснять.
Пока выживали, пока ехали – держались.
Доехали и рассыпались.
По ней просто глазами видно – как.

«Дети – мои – помогают, но я знаю, я бы не справилась.
Но когда упала – начала слышать.»

Она улыбается, явно не замечая того.
«Начала слышать» – очень радостное событие.

«И что они вам сказали?»
«Ангелы? Мне? Да почти ничего.
То есть, конечно, они меня заметили.
Но не прогнали. Они же ангелы.
Просто я из-за сотрясения мозга,
видимо, сместилась не в ту сторону
и села на их коммутатор …
Они там друг с другом разговаривают, по работе.»
«На каком языке?»
«На своём. Я его не знаю.»

Она чуть разводит руками…
«Там такой звук… который свет, который тепло.
Вернее – я так его ощущаю.
Плохо формулирую. Не знаю, как.
Но послушаешь минут десять,
как они там тянут, кажется, рукав галактики.
И снова можно… в общем, все можно.
Достаточно просто знать.
Они там, ты тут.
У меня от китов когда-то такое было,
но от нас полтора часа лету
до ближайшего океана.
И еще, если слушать, начинаешь что-то разбирать.
И про них, и вообще.»

Вокруг рассказа потихоньку составляется план:
поднять историю болезни,
поговорить с лечащим,
обследования на функционал мозга,
тесты на деменцию, депрессию, МРТ –
в общем, на все, что не видно глазами…

«Разбирать что?»
«Куда смотреть, чтобы понять,
где в этом году осенью остановится разлив…
там на границе мерцание получается.
Что сказать чиновнику, чтобы пошло быстрее.
Когда оставить человека в покое.
Когда не оставлять. Ну это совсем просто.
Куда не стоит сворачивать – там беда, тень, неудача.
Тень – это тоже звук такой.
А еще я стараюсь просто идти туда, где радость.
И все получается.
Я же редко точно понимаю, что слышу.
Вот у вас, например, в голове птица –
и она съела три года жизни.
Но я не знаю, что это значит.»

А первым делом – проверить непосредственно слух.
Потому что чехлы на руку фермеры надевают –
и солнечные очки носят.
Но вот наушники – это всего лишь каждый пятый.
Комбайны и трактора немилосердны к слуху,
а глохнущему человеку может прислышаться что угодно.
«Нет, - скрежещут доктору изнутри. –
первым делом опухоль.»

«Если все так хорошо, зачем приходить к нам?
От чего лечиться?»
«Я бы не ходила. Они заговорили и сказали.
Что мне вредно.
Мы хрупкие, быстро ломаемся.
От их присутствия – особенно быстро.
Я и пошла – а вас мне посоветовали уже тут.
У вас репутация хорошего диагноста.»

Женщина морщится – снаружи и внутри.
Ей не хочется выздоравливать.
Выздороветь, значит уйти оттуда,
где летит насквозь голубой свет
и горит красным нагретая межзвездная пыль…
но она верит – так лучше. Это же ангелы.

«Почему опухоль?» – спрашивает доктор внутри себя,
где зеленая ряска по краю желтой воды
и над границей разлива
росчерком серого пера -
красноголовый австралийский журавль бролга,
самая прекрасная птица на свете.
«Потому что, - немузыкально хрипит бролга, -
они строители, эти идиоты.
Кто еще мог явиться инженеру,
переквалифицировавшейся в фермеры?
Они фонят на всех частотах даже по дальней связи.
И самой связью фонят как три Чернобыля.
Тут без онкологии только чудом.
Чехол она носит…
А так у неё, скорее всего, шизофрения.
Как у тебя.
Но это подождет, а опухоль это срочно.»

В кабинете женщина берет список назначений,
а на болоте доктор все-таки спрашивает:
«Почему только три года жизни?
За все это время?
Ты… ты не умрешь там с голоду?»

«Не умру. – смеется бролга.
И ее отражение смеется тоже. –
Ты ж не сравнивай.
Мы же не тяжелая техника.
Мы – посредники. Интерфейс.
Нас сочиняли дешевыми и относительно безвредными.
Я у тебя беру, только когда мы работаем.
На прочую жизнь мне хватает рыбы
и тех, кто видит меня во сне.»

Доктор, слышащий журавля в голове с третьего курса,
думает, что бролга опять недоговаривает
и что ему нужен другой источник информации.
Он-то все равно смертен,
а вот драгоценный журавль не должен пострадать.

Пациентка уже стоит у двери.

«А почему вы решили, - говорит он вдогонку, -
что это ангелы?»
Строители-строителями, но, может, что-то знают.
Если и правда они.

Она оборачивается, в глазах – очень знакомый свет,
сейчас не прикрытый темными очками.
«Доктор, я знаю, что свет и тепло могут обманывать.
Но в тот первый день у них взорвалось что-то,
что не должно было.
И они не сказали друг другу
ни единого дурного слова.
Кто же еще это может быть?»

Final countdown

А завтра (на самом деле сегодня) - вручение премии "Просветитель". Я там буду как председатель жюри подразделения ПолитПросвет вручать эту специальную награду за лучшую просветительскую книгу на социально-политическую тему на русском языке, опубликованную за прошедший год.

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ [ФИО] ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА [ФИО] НОРМА ПРИЗНАНА НЕЗАКОННОЙ РЕШЕНИЕМ ЕСПЧ

Короткий список такой:

📕 Сергей Гуриев, Даниел Трейсман
«Диктаторы обмана: новое лицо тирании в XXI веке» @BNFF_notifications

📕 Коллектив авторов под ред. А. Ю. Даниэля
«Энциклопедия диссидентства: СССР, 1956–1989» @nlobooks @polniypc @toposmemoru

📕 Антон Долин
«Плохие русские. Рождение путинизма из коммерческого кинематографа» @meduzalive

📕 Александр Кынев
«Кто и как управляет регионами России: система управления и административная устойчивость власти российских регионов» (Рутения)

📕 Дмитрий Травин
«Русская ловушка» @euspb

На канале Просветителя будет трансляция:

https://www.youtube.com/@p.prosvetitel

В этом году появилось новое русскоязычное издательство — Vidim Books. Сейчас там выходят книги, которые не могут быть изданы в России, потому что их авторов и высказанные ими идеи в России преследует государство. Мы поговорили с основателем Vidim Books Александром Гавриловым о том, каково это сейчас — издавать книги «иноагентов», а еще о том, зачем читать тексты, откликающиеся на тему войны.

Корреспондент «Новостей-26» Аня: Авторы некоторых изданных вами книг признаны «иногентами». Вы не ставите маркировку, которой российские власти требуют отмечать любой материал, созданный теми или о тех, кого они считают «иноагентами». Как это устроено?

Александр Гаврилов, основатель Vidim Books: Мы не ставим маркировку. Издательство Vidim Books зарегистрировано в Словакии; при этом наши сотрудники живут в Германии, Испании, Чехии, Украине и России, разумеется. Мы распространяем книги в основном по зарубежью, но для нас очень важно выйти в Россию. Сейчас там можно получить эти книги почтой, но это не очень просто. Мы принципиально не пишем про «иностранных агентов», «экстремистов» и прочих в значительной мере потому, что мы находимся вне Российской Федерации и ее законов. 
 
«Новости-26»: Некоторые считают, что издавать книги с такой маркировкой в России — значит, исполнять преступный и глупый закон и идти на поводу у российских властей. Другие считают, — важнее всего, чтобы книги нашли своих читателей. Как, на ваш взгляд, правильно? 
 
Александр Гаврилов: Конечно, правильно издавать. Потому что голоса именно тех людей, которые признаны Российской Федерацией «иноагентами», должны звучать в России в первую очередь. У нас есть такой забавный случай с книжкой историка и общественного деятеля Андрея Борисовича Зубова. Он пришёл к нам в немалой степени потому, что мы пообещали не писать на книжке «иностранный агент». Он сказал: «Никакого позорного клейма я на своей книге не допущу». Но на этой же книге есть блюрб (это краткое описание книги, которое вы можете прочитать на обложке). Автор этого блюрба — Дмитрий Муратов, журналист и правозащитник, основатель «Новой газеты» (важного независимого медиа в России), лауреат Нобелевской премии мира. Он как раз очень просит везде указывать, что он именно «иноагент», потому что судится по этому поводу с российскими властями. В результате мы указали, что российское Министерство юстиции (это оно следит за выполнением законов) считает Муратова «иностранным агентом», и поставили к этому примечание прямо на обложке: мол, издательство Vidim Books категорически с этим не согласно. Но это мы можем позволить себе выпендриваться.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

ПРЕДЫДУЩИЙ ОТРЫВОК

«Новости-26»: А как быть издательствам, которые продолжают работать в России?

Александр Гаврилов, основатель Vidim Books: Они демонстрируют самой публикацией подобных книг, на мой взгляд, выдающуюся смелость. Конечно, они должны выпускать книги и маркировать их всей этой байдой, потому что их задача — давать голос и предоставлять площадку тем, кого правительство Российской Федерации пытается заглушить. И если для этого нужно на лбу у книги нарисовать какое-нибудь позорное клеймо… Ну, это как Савельич (у Пушкина в «Капитанской дочке») говорил Петруше Гриневу: «Поцелуй злодею ручку, плюнь да поцелуй».

«Новости-26»: Литература, очевидно, остро реагирует на войну. Быстрее всего это делает поэзия. У вас тоже выходят такие книги, — например, книга Веры Полозковой. Зачем сейчас читать такую литературу, если вокруг и без нее страшно и плохо?

Александр Гаврилов: Ну смотрите, Аристотель (древнегреческий философ, чьи идеи легли в основу многих очень важных философских концепций) учил нас, что когда ты видишь то, чего боишься, с тобой случается катарсис, — твои эмоции высвобождаются, твои внутренние конфликты разрешаются, ты, возможно, испытываешь огромное облегчение и в целом внутренне растешь. Когда ты видишь то, чего боишься, в произведении искусства, а не в реальной жизни, оно не может нанести тебе прямой урон, верно? Ты видишь то, чего в жизни испугался бы до визга, — но ты отделён от этого силой искусства. Вот как раз Вера Полозкова, мне кажется, — очень чистый случай такого искусства, потому что и в любовных стихах, и в стихах о путешествиях, например, это — ее поэтическая задача. Она даёт слова тем, кто испытывает схожие с ее собственными страхи и переживания, но не находит слов. И очень часто именно поклонники Веры говорят: «О боже мой, это же просто обо мне!» Так и с войной: покуда у всего этого нет слов, эмоции не могут прорваться наружу, не могут быть даже выплаканы, а как только появляются слова, появляется возможность назвать происходящее — появляется возможность что-то делать с этим происходящим дальше. И в этом смысл тех стихотворений, которые возникли первыми, сразу после начала войны, и тех прозаических произведений, которые появились позже. В этом смысле антивоенного искусства вообще.  

Пустили поговорить в "Новости 26", а я и рад